Альберт Иванов - Привидение для Хомы и Суслика

- Срубили? - перебил Суслик.

- Рано ещё, не зима новогодняя! - строго сказал Хома и продолжил: - Не ёлочка, картинка! Помнишь недавний страшный ливень? Так от него все иголочки на ёлке осыпались. Смыло водой картину!

- Жалко, - вздохнул Суслик.

- Ага. Картины беречь надо. А как их сохранишь? Только одно и спасение: побольше найдёшь, побольше останется.

Суслик задумался. Такое с ним, как известно, редко случалось.

- Хорошо бы все живые картины к себе в нору перенести, - добавил Хома, - да не поместятся. А всё время их охранять - не получится, - грустно закончил он.

На том они и расстались.

Прошло несколько дней. И однажды заметил Хома, что Суслик встал поодаль, за ним, и тоже присматривается, пальцы рамочкой складывает - подражатель.

А как-то до того обнаглел, что и вблизи начал, даже на него, на Хому, рамочку наводить. И уже не какую-то подручную, а деревянную, из палочек.

Хома очень рассердился. Ничего Суслику доверить нельзя. Вон как! Тоже вознамерился живые картины заиметь!

Но не успел он и слова сказать, как Суслик затараторил:

- Ты не думай, твои картины я не трогаю. Твои - это твои. А мои - это мои, собственные. «Знахомые» картины, дошло? Я только лишь тебя в рамку помещаю. Понял? А названия такие я своим картинам придумал: «Хома и Коза», «Хома и одинокая берёза», «Хома и роща», «Хома и небо», «Только Хома», «Один Хома»! Уж эти картины я надолго сохраню, будь уверен. Никто не украдёт и дождём их не смоет!

- Как? - растерялся Хома.

- Мы же с тобой почти всегда вместе. Обязательно за тобой угляжу!

- Правда? - оторопел Хома.

- Конечно. Кстати, живые картины, на которых только ты один, и в норе разместить можно. В твоей, - уточнил бескорыстный Суслик. - И в моей, когда ты ко мне зайдёшь. Хорошо сохранятся!

Потрясённый Хома не нашёл, что сказать. Может, пусть себе свои картины собирает? Ведь на чужие картины Суслик не зарится.

- Хорошо стоишь! - внезапно похвалил Суслик и вновь навёл на него свою рамку. - Передвинься правее, отсюда ты смотришься ещё лучше!

Хома молчал, думал.

- Жаль только, что картина «Хома и Суслик» у меня никак не получается, - застенчиво улыбнулся лучший друг.

Ну, что тут с ним делать?..

- Ладно, - разрешил Хома. - Собирай свои картины. Но гляди, чтобы за моей спиной в твою рамку Лиса ненароком не влезла. Будет та ещё картина!

Когда Хома начал копить их, обиды тайные? С чего началось?

Однажды Хома - причин хоть отбавляй - разворчался на Суслика:

- Ничего доброго, ласкового от тебя не услышишь. Никогда не скажешь что-нибудь приятное.

А Суслик и рад стараться. Тут же:

- Рыбка моя, ты моя кисонька!

- Что? - обиделся Хома. - Ещё не родился тот, кто меня слопает!

- Как это? - оскорбился лучший друг за лучшие свои чувства.

- Не знаешь, что такое рыба для кошки? Ты б ещё сказал: «Цыплёночек мой, я твоя лисонька!»

- А что, красиво. Ты обо мне?

- О тебе, о тебе. Комарик мой, я твоя ласточка!

- Ещё лучше! - поразился Суслик.

- Лягушонок ты мой, я твой аист!

- Замечательно!

- Суслик ты мой, я твоя совушка! - распалился Хома.

- Постой, постой, - притих Суслик. - Вот этого не нужно, - испугался он. Дошло наконец.

- Ага! А рыбку кисоньке нужно? Кто первый начал? Рыбка моя, я твоя кисонька! - передразнил Хома.

- Я другое говорил, - всполошился Суслик. - Я сказал: «Рыбка моя, ты моя кисонька!»

- Ещё хуже. Выходит, я и рыба, я и котяра. Сам себя должен слопать?..

Тогда-то Хома вдруг и затаил свою первую, по строгому счёту, обиду. В потайном месте, в норе, положил он один жёлудь. Маленький. Отметил для начала маленькую обиду.

А затем и большие жёлуди появились. Большие обиды.

Но Хома всё-таки справедливым был.

Он решил на всех друзей разом: на Суслика, Ежа и Зайца - обиды таить и копить. Без различия, чтобы каждому не обидно было. В одно и то же место «обидные» жёлуди складывал. Крупные и мелкие.

- Потом посчитаем, - бормотал он, - что плохого мне ненаглядные дружки сделали: все обиды, оскорбления, унижения, огорчения.

Однако Хома был вдвойне справедливым. В другом потайном месте стал класть «приятные» жёлуди, отмечая, сколько раз друзья его порадовали, пожалели, утешили. И словом и делом. Сколько раз похвалили, сколько раз одарили.

- Посмотрим потом, чего больше: хорошего или плохого, - сам себе говорил Хома.

Эта затея далеко его завела. И на врагов он тоже стал «обидные» и отдельно «приятные» жёлуди копить. На Лису, на Волка, на Коршуна.

- Вот и сравним, от кого проку больше: от друзей или от врагов, - прикидывал Хома.

И понеслось!..

Он столько желудей из рощи таскал, что даже пришлый Кабан обозлился. Он считал, что ему меньше останется.

- Кончай ты это, - мрачно предупредил он не в меру прожорливого, по его мнению, хомяка, - а не то я с тобой покончу!

Хома и на него затаил обиду - в норе к желудям врагов ещё один прибавился.

Прошел месяц. Решил, наконец, Хома всё подсчитать. Иначе жёлуди скоро его самого из норы выпрут - так много их накопилось! Придётся тогда на себя обижаться.

Ох-ох-ох! Оказалось, друзья обидели его столько же раз, сколько и враги! А доброго, приятного друзья ему сделали всего на один жёлудь больше, чем плохого, обидного!

Не густо…

«Неужели правильно говорят: «Избавьте меня от друзей, а с врагами я сам разберусь »? - уныло подумал Хома.

Он снова всё тщательно пересчитал. Получилось:

Друзья

Обидное - 100 желудей

Приятное - 101 жёлудь

Враги

Обидное - 100 желудей

Приятное - 0 желудей

Как же он главного сразу не заметил? Это смотря как считать. Вот и сравни теперь.

Действительно, обидного от друзей - всего на один жёлудь меньше, чем приятного. Зато приятного от друзей - аж на 101 жёлудь больше, чем от врагов!

Ни одного «приятного» жёлудя у врагов не нашлось. Разгромный счёт - 100:0 - в нашу пользу!

Ну, бывает, обижают друзья. Пусть у них лишь небольшой перевес доброго над плохим. У врагов и того нет - одни обиды.

На радостях Хома высыпал все жёлуди в мешок и потащил в рощу. Пришлому Кабану в подарок. Пускай съест все обиды и не обиды разом!

Кабан сладко спал и, причмокивая, жевал во сне.

Вывалил Хома жёлуди из мешка прямо перед его носом. Кабан сразу учуял лакомство и раскрыл глаза.

- Давно бы так, жадина, - захрюкал он.

Хома быстро отложил один жёлудь в сторону. По привычке.

- Положь на место, жмот! - разъярился Кабан.