Феликс Зальтен - Дети Бемби

— Хватит, — Бэмби покачал головой, — идите за мной, все трое.

Он пошел впереди, отыскал заросли низких кустарников.

— Обдери свой «бархат», — приказал он Гено.

Гено неловко ударил головой, но ветки и бархат остались невредимыми. Отец терпеливо учил его, пока Гено не отработал правильный удар. Он содрал совсем узенький кусочек «бархата», с маленькими капелькам крови, но этот кусочек был таким нежным, что на ветке осталась лишь тонкая, красноватая полоска.

— Это уже кое-что, — подбодрил Бэмби сына.

Мембо тоже подошел, попробовал свои крохотные бугорки.

— Не надо, — сказал Бэмби, — тебе еще рано.

Мембо чистосердечно признался:

— Т-только по-попробовать.

— Ты прав, пробовать никогда не рано.

Нелло укорил брата:

— Ты, кажется, хочешь сравняться с Гено?

Мембо испуганно возразил:

— Н-нет!

— Послушайте меня, дети, — заговорил Бэмби. — Вы уже знаете, что, когда наступают холода, с деревьев и кустарников облетают листья, не правда ли? Вы знаете, что деревья и кустарники зеленеют вновь, когда солнце призывает их к новой жизни. Вот как далеко продвинулись вы в познании бытия.

Троекратное «да!» прозвучало ему в ответ.

— Теперь запомните: мы подчиняемся вечному закону леса, короли и мы. Больше никто! Это наш благородный удел! Как дерево и куст теряют свои листья, так и с нашей головы падают рога. Когда сок начинает наполнять почки и появляются листья, наши рога вырастают снова. С каждым годом они становятся крепче. Вы поняли?

Трое восхищенных молодых самца молча кивнули.

— Я не знаю, что едят деревья и кусты в тяжелое время, чтобы поддержать себя, — продолжал Бэмби, — может быть, их защищает нечто, находящееся под землей. Наша одежда, когда приходят морозы, становится теплой, плотной, приобретает цвет земли, а затем снова становится рыжей и блестящей. Как бы там ни было, всегда помните, как тесно связаны мы с деревьями и кустами, как мы неотделимы от леса!

Мембо в это время думал, как бы ему оправдаться. И, почти не заикаясь, внезапно проговорил:

— Я… ни… когда и не думал сравняться с Гено!

Но Бэмби вдруг исчез, изумив братьев.

Гено успокоил Мембо:

— Это не преступление — сравняться со мной, мы ведь братья.

Нелло никак не мог прийти в себя от внезапного исчезновения Бэмби. Гено объяснил ему:

— Отец всегда приходит и уходит таким загадочным образом.

Они вернулись к Фалине и Гурри, сияя и от общения с Бэмби, и от того, что у них начали расти рога, и от первого ощущения взрослости.

Молодые листья полностью распустились, их шелест при порывах ласкового ветра звучал хвалебной песнью. По лесу разносился зов кукушки. Иволга, вне себя от радости, перелетала с верхушки на верхушку дерева и не переставала уверять:

— Я здесь! Я так рада!

Фалина часто оставалась одна; только Гурри чаще всего держалась с ней рядом. Гено то бродил в сопровождении Нелло и Мембо, то покидал их, следуя рано проснувшейся склонности к одиночеству. Он не сознавал, что очень часто покидает мать, сестру и товарищей. Если бы кто-нибудь обратил на это его внимание, он бы очень удивился, потому что по-прежнему любил их. Но никто не сказал ему ни слова. Без каких-либо задних мыслей и злого умысла подчинился он инстинкту возмужания. Его до глубины души волновала возможность открывать для себя что-то новое, самостоятельно, без наставлений матери, находить новые места, прогалинки, лекарственные травы и ощущать это все, как свое достижение, как приобретенную собственность. Ему доставляло удовольствие сводить знакомство с ланями, с белочками, проявлявшими к нему уважение, как к сыну Бэмби, и с принцами, которые, несмотря на то, что были старше и носили рога, беседовали с ним.

Лето продолжалось. Отцвели ландыши. Золотые головки одуванчиков превратились в бесцветные, похожие на паутинку, воздушные шарики, которые, будучи легче воздуха, вихрем носились от каждого дуновения или медленно парили. Олени ожесточенно чистили свои рога. На стволах молодых деревьев, на самых крепких кустах виднелись раны, нанесенные ими. Птицы сидели на яйцах в своих гнездах. По вечерам фазаны выводили курочек на короткую прогулку, чтобы они отдохнули от высиживания и немного поели. Пока курочка усердно поглощала пищу, фазан заботился о безопасности, стерег и принюхивался вдвое внимательнее. Курочка тем временем беззаботно радовалась кратковременной передышке. Иногда у гнезд возникали ссоры и драки, когда сороки, вороны или белочка приближались к ним, чтобы украсть яйцо или закусить только что выпавшим птенцом. Непрерывно раздавались громкие вопли и жалобы. После того, как грабеж заканчивался, осиротевшие родители тут же принимались опять высиживать яйца. Иногда во время прогулок Гено останавливался рядом с фазаньей курочкой, которая непрерывно сидела на земле на яйцах. Он разговаривал с ней, сочувствуя ее страхам и заботам, а потом соболезновал материнскому горю, то и дело наталкиваясь на яичную скорлупу — следы разбоя сорок и ворон.

Однажды он встретил Лану. Она шла одна и заговорила с ним:

— Ты сердишься на меня?

— Как ты можешь так думать? Я никогда не сердился на тебя.

— Мой брат нелюбезно с тобой обошелся.

— Да нет, Бозо был вежлив, ты не права!

— Я тогда сразу же сказала, что мне стыдно!

— Тебе? Но у тебя в самом деле для этого не было никаких причин.

— И все-таки, Гено! Мне стыдно, потому что ты теперь не принадлежишь к числу друзей Бозо.

— Он найдет других, и я буду ему не нужен.

Лана призналась:

— У моего брата нет друзей!

— Но я, Лана, ему не враг!

— Правда?

— Поверь мне.

— Я верю, Гено, и от этого мне еще больше стыдно, потому что Бозо плохо о тебе отзывается?

— Оставь его! Ведь мы с тобой, несмотря ни на что, останемся друзьями, верно, Лана?

— От всего сердца! Гено. Ты так внушительно выглядишь!

— Ты находишь? Я очень рад!

— Как поживает твоя сестра? Передай ей, пожалуйста, что я по-прежнему хорошо к ней отношусь. Скажи Гурри, что я тоскую по ней и с болью вспоминаю то время, когда мы все играли на лугу. Ах, этот луг! Как я его люблю! Я всегда буду его любить! Но это я настояла, чтобы больше туда не ходить, потому что луг без вас… — Лана не смогла продолжать.

Примчался Бозо и грубо напустился на нее:

— С кем ты позволяешь себе разговаривать, бесстыжая!

— Твоя сестра не виновата! — вступился Гено. — Это я…

— Ты? — фыркнул Бозо. — Ты? Ты ответишь за это!

Он приготовился к бою и налетел на Гено.

Но Гено с быстротою молнии пустился наутек. К изумлению брата и сестры он мчался прочь, словно за ним гнался огромный разбойник.

— Трус! — закричал Бозо ему вслед.

— Не ругайся, брат! — попросила Дана. — Гено лучше, чем ты думаешь!