Феликс Зальтен - Дети Бемби

— Не всегда, — сказал Гено, — не всегда мы должны спасаться бегством! Конечно, мы беззащитны, мы приучены осторожничать и убегать, и на это есть все основания! И все-таки иногда спасение в том, чтобы встретить опасность лицом к лицу!

Гурри молчала.

Только теперь, чуть позже, чем надо было, Гено в душе с радостью удивился самому себе. Чудесное радостное чувство от сознания самостоятельности, взрослости опьяняло его все сильнее и сильнее. Он тоже молчал. В поведении детей Бэмби происходили большие изменения — сначала медленно, едва заметно, потом, однако, все быстрее и заметнее. Об этих изменениях еще ничего не было сказано ни Фалиной, ни Гено или Гурри. Никто не обмолвился ни словом о новых взаимоотношениях между матерью и детьми.

Новизна их волновала Фалину. Она еще не отдавала себе в этом отчета. Новые взаимоотношения витали в воздухе, и лани подчинялись им так же, как всегда подчинялись всему, что было уготовано им природой. Только Гено, по-видимому, с трудом мирился с положением маленького ребенка, находящегося под надзором матери. Это началось с момента столкновения с одноглазым и ощущения того неосознанного, что взволновало его после столкновения.

Он вел себя как ни в чем не бывало, потому что его зрелость еще только начинала проявляться, но тем не менее это было заметно. Фалина заметила его начинающуюся зрелость, но попыталась сделать вид, что ее нет. Братья и сестра видели, что Гено изменился, но не понимали почему. Но Бэмби заметил и все понял.

Теперь Гено и Гурри все чаще бродили ночью по округе, не всегда встречали на лугу мать, порой даже не приходили к месту отдыха. Нелло тоже стал самостоятельным. Мембо обособился от него. Однако, оба были по-прежнему верны Фалине. Их также никто не поучал ни единым словом.

Фалина легла спать одна, когда к ней пришел Бэмби. Он не встал как обычно в чаще, как это часто делал во время разговора. Он появился открыто и свободно. Фалина сразу встала.

— Ты одна? — весело, приветливо и спокойно спросил он.

— Я одна… Случайно… Время от времени так бывает.

Она тоже отвечала спокойно, стараясь казаться веселой. Это не совсем ей удавалось, на сердце было немного тоскливо, но она заставляла себя не подавать виду.

— Пришло время, Фалина! — он сказал это довольно решительно.

— Да, я знаю, что пришло время.

— Как ты это себе представляешь? — спросил он участливо.

— Так, как должна, — твердо ответила она.

— Я этого ждал. Ты решила не опекать их больше. Тебе очень больно?

— Не так сильно, как ты думаешь, Бэмби! Не так сильно, как мне казалось вначале! Чему быть, того не миновать! Кто должен или может этому воспрепятствовать?

— Это хорошо, Фалина! Это закон природы!

Теперь в голосе Фалины послышались горькие нотки:

— То, что я родила детей, было законом природы. То, что я их воспитывала, уберегла — тоже. Какой замечательный закон Но не все законы природы приносят счастье. Иногда делают больно.

— Ты хочешь сама сказать им?

— Скажи лучше ты, — Фалина запнулась.

— Ты мать, ты им ближе.

— Ах, Бэмби, рядом с тобой… кто был бы им ближе?

— Нет, это неправда! В таких делах мать остается самой близкой, единственной, кто найдет правильные слова! Ты окажешь им?

— Дай мне время, — попросила Фалина, — мне еще трудно. Я еще сомневаюсь.

— Не сомневайся ни одной минуты, дети могут сказать сами!

— Бэмби!

Фалина испугалась.

— Вот видишь.

Бэмби улыбнулся.

— То, что мать скажет нежно и доброжелательно, прозвучит из уст детей горько и жестоко!

— Никогда этого не будет! — Фалина больше не сомневалась.

Он кивнул.

— Ты всегда держалась молодцом.

— Не оставляй меня одну, — попросила она.

— Фалина, я очень скоро приду к тебе. Я буду тебе помогать, сколько хватит сил!

Она покорно дала себя поцеловать.

На этот раз он попрощался:

— Прощай. До свидания.

— Прощай, — только и смогла прошептать Фалина.

На этот раз он исчез не так, как обычно: ушел не торопясь, с высоко поднятой головой. Фалина спокойно смотрела ему вслед.

Прошло еще несколько дней и ночей, прежде чем дети собрались вместе. Фалина почувствовала себя в состоянии осторожно сказать им то, что было необходимо.

— Очень кстати, — начала она, — что вы снова рядом со мной. Я этому рада!

— Это упрек, мама? — смущенно спросил Гено.

— Никаких упреков, мой дорогой Гено, — ответила Фалина. — Ни один из вас не заслуживает ни малейшего упрека.

Гурри нежно прижалась к ней.

— Ты — сама доброта, мама.

— Вы, Гурри, делаете все, чтобы я была доброй!

— Мы тебя любим, мама! — уверил ее Нелло.

— От-от всего с-сердца! — запинаясь, восторженно сказал Мембо.

— Послушайте меня, дети, вы уже взрослые! Вы не должны, да и не хотите зависеть от меня! Я никоим образом не требую, чтобы вы, как прежде, оставались со мной!

— Я знал, что нечто подобное произойдет, — взволнованно сказал Гено.

— А как же иначе, — согласилась Фалина, — каждый из вас уже идет своей дорогой.

— Прости нас, мама, — перебила ее Гурри.

— За что я должна вас прощать? За то, что жизнь есть жизнь? — улыбнулась Фалина, — за то, что вы воспользовались своим правом? Простите меня за то, что я только сегодня отпускаю вас от себя и только сегодня говорю вам: идите своей дорогой.

— Ты гонишь нас прочь? — Гурри печально посмотрела матери в глаза.

— Я даю вам то, что вы взяли бы сами. Вы сами по себе отдалились от меня, вы уже приготовились жить своей собственной жизнью, как это и полагается. Если я освободила вас от сознания вины, сказала, что вы мне ничем не обязаны, абсолютно ничем, то этим я только выполнила свой долг.

Гено подошел к матери.

— Большое, большое спасибо, мама.

Он очень стеснялся.

Фалина чувствовала себя так же.

— Спасибо, сынок. Ты был очень добр ко мне, больше чем добр. Твое приключение я не забуду никогда. Твое отношение к Бозо было достойно твоего отца.

— Мы ведь не прощаемся? — тихо спросила Гурри.

— Нет, — сказал Гено, — конечно, мы не прощаемся с мамой. Только с нашим детством! Сейчас оно кончилось!

— Моя маленькая Гурри, — обратилась к ней Фалина, — разреши мне, Гурри, несмотря на то, что ты уже взрослая, называть тебя маленькой.

— Такой я останусь для тебя, так же как ты останешься моей матерью.

— Гурри, деточка, ты пережила много плохого, страшного, перенесла боль утраты.

— Ате! — выдохнула Гурри.

— Я не боюсь за тебя. У тебя есть дар безмятежно и радостно переносить все, что выпадает на твою долю. Держись за своего брата.

— А мы? — спросил Нелло.

Мембо, который был не в состоянии произнести ни слова, только кивнул.

— Вы двое, — сказала Фалина, — вы для меня родные, я словно бы родила вас. Вы чувствуете, насколько вы принадлежите мне, а я вам.