Анастасия Строкина - Бусина карманного карлика

Всё случилось иначе. И вот как.

Где-то между маленькими городами я сделала очередную остановку, но не просто, а чтобы подлететь к самому заливу, посмотреть на айсберги. Удивительно: в тот день со всем не было ветра, хотя я в любую минуту ждала его, потому что, знаете, у нас на острове такая переменчивая погода. Но вдруг я расхрабрилась, забыла о всякой опасности и решила подлететь к одному невысокому айсбергу. Не знаю, почему я выбрала именно его, — так, крылья сами понесли в ту сторону. Нет слов, чтобы описать чувство птицы, парящей над ледяной горой, пусть и совсем, совсем небольшой. Летая, я пела длинную песню, которой научила меня Найара. Она сказала, что много лет назад её сочинила девушка по имени Христина, которая приехала с отцом из Дании. Здесь она встретила рыбака и полюбила его. А тот женился на другой. Тогда Христина сочинила эту песню и пела её каждый день, пока не умерла. Но в своем радостном полёте я не вспоминала печальную историю Христины, я просто пела её песню:

Да, именно эту песню я пела до самого вечера над айсбергом. Когда пришла пора возвращаться, я сделала последний круг и направилась в сторону берега. Но тут я услышала:

— Куда ты? Разве ты не останешься со мной? Я вернулась и увидела, как мой невысокий айсберг поднял огромные снежные ресницы и смотрел на меня во все свои серые глаза.

— Разве ты прилетела не для того, чтобы остаться со мной? — спросил он ещё раз.

— Не знаю. — Я и вправду не знала, что на это ответить. — Понимаете, мне надо увидеть Якобсхавн. Потому что я хочу взлететь на его вершину и ещё выше.

— Ясно, — вздохнул айсберг, — я, конечно, слишком ничтожен для такой прекрасной птицы. Но ты ведь споёшь для меня ещё раз?

И я снова стала кружиться над ним и петь песню Христины. Незаметно наступила ночь — возвращаться было уже поздно, к тому же с залива подул сильный холодный ветер. Тогда Йоа — так его звали — сказал:

— Семьдесят лет назад рыболовецкое судно врезалось в мой левый бок, туда, где сердце. Рана заросла, но не совсем. Во мне ещё есть место, чтобы укрыть тебя, Ингерлаат. А с утра ты улетишь к Якобсхавну. Высокому, могущественному Якобсхавну.

Всю ночь я крепко спала в ране Йоа: его тело защищало меня от ветра, и я слышала, как быстро бьётся сердце айсберга. Поутру, когда пришло время прощаться, я крылом погладила Йоа по опущенным ресницам, и он, не открывая глаз, медленно произнёс:

— Не хочу видеть, как улетает моя белая птица. Но ты ведь споёшь для меня ещё раз?

Тогда я поняла, что совсем не хочу улетать и что мне всё равно, какой высоты недосягаемый Якобсхавн, и ответила:

— Йоа, ты услышишь эту песню ещё раз и будешь слушать её сколько захочешь, потому что Ингерлаат остаётся с тобой.

Я поселилась в старинной ране айсберга и так привыкла к стуку его сердца, что уже не представляла жизни без этого беспокойного ритма. Каждое утро я прилетала на луг, собирала полный клюв цветов и несла их обратно, к заливу Диско, чтобы с высоты осыпать голову Йоа. Так мы прожили несколько лет. Но однажды зимой он сказал:

— Ингерлаат, услышь меня! Я старый айсберг, а ты молодая птица! Тебе нужно летать, узнавать мир, учиться новым песням! Как бы мне хотелось, чтобы ты побывала где-нибудь ещё, а потом вернулась ко мне и долго-долго рассказывала о своих приключениях. И потом мы бы уже никогда не расстались!

Мне, конечно, стало грустно, но где-то глубоко под перьями я чувствовала, что он прав. И с приходом тепла я в последний раз спела ему песню Христины и улетела, мечтая о волшебных историях, которые непременно расскажу Йоа, когда вернусь.

Я летела, летела, пока наконец не выбилась из сил, — и села на сосновой ветке в крошечном северном городе на улице Беллинсгаузена. Когда устаёшь от дороги, надо останавливаться. И я решила остаться.

Птичка быстро заморгала и чуть не свалилась со спинки стула: она возвращалась — с залива Диско, с летних лугов — и снова становилась обычной Птичкой, к которой все привыкли и которую, выходит, совсем не знали.

— Ну вот… ну что вы все молчите? — с беспокойством оглядывалась Птичка.

— Да ну, Птичка! Неужели это всё и вправду случилось с тобой? — спросил Лилле с крыши.

— Конечно! — не выдержала Вера. — Как ты не понимаешь, что это правдивая история!

— Но разве у айсбергов есть сердце? И глаза? — не унимался Лилле.

— Если Птичка сказала, значит, есть!

— Ещё как есть! — подтвердила Птичка.

— Ладно, не спорьте, — вмешалась Подснежница. — Мы скоро приедем!

«Почему они все такие равнодушные? — думала Вера. — Почему они не верят Птичке? Ну и пусть не верят. У каждого существа, наверное, должна быть история, за которую его можно полюбить. Даже Лефевра».

— Спасибо тебе, Птичка-Ингерлаат, — только и могла сказать Вера.

Они выпили чаю, вздремнули, проснулись, снова перекусили, а домомо всё ехал и ехал.

Самое время о чём-нибудь подумать, посмотреть за окно или сочинить стихотворение. Вера всё никак не могла забыть историю Птички, и как-то само собой получилось, что непонятные звонкие гренландские слова сложились в строчки:

Вера так задумалась, что даже не заметила, как они приехали.