Дженнифер Холм - Четырнадцатая золотая рыбка

Но тут он моргает.

И отводит взгляд.

Спектакль приняли на ура. На последнем представлении артистам даже аплодировали стоя. А у нас дома — ни аплодисментов, ни вызовов на бис. Только я и дедушка, и мы больше не разговариваем.

В качестве примирительного жеста я оставляю для него в ванной новую упаковку резинок для волос, но он не прикасается к ней.

Мне, конечно, хочется уладить наш спор, даже признать свою неправоту. Но в глубине души я знаю, что права. Мир не готов к появлению T.melvinus 'а. Может быть, таким и должен быть ученый — человеком, который верит во что-то так сильно, что готов пойти против всех, даже против тех, кого любит.

Может быть, я все-таки немножко безумна.

Когда мы приходим из школы, дома никого нет. Мама на работе, разбирает декорации. Мы с дедушкой расходимся по дому: я — на кухню, он — в туалет.

Меня переполняет нервная энергия, и я решаю что-нибудь приготовить. Пролистав бабушкины рецепты, я выбираю лотарингский пирог. Я проверяю, есть ли у нас нужные ингредиенты: мука и масло для коржа, яйца, ветчина, сыр. В холодильнике только одна головка сыра, и она лежит в самой глубине. Вытащив ее, я вижу, что она лежит там давно: на поверхности выросла сине-зеленая плесень. Сперва у меня от отвращения подкатывает ком к горлу, но потом брезгливость сменяется любопытством. Интересно было бы рассмотреть эту плесень под микроскопом!

Я приношу микроскоп на кухню и устанавливаю его на кухонной стойке. Я соскребаю немного плесени, кладу на предметное стекло и заглядываю в окуляр. Плесень похожа на тонкие ниточки.

На кухню заходит дедушка, в руках — «Над пропастью во ржи».

— Туалет опять засорился, — сообщает он. — Что ты рассматриваешь?

Мне неловко ему объяснять.

— Я готовила пирог, а сыр заплесневел, и я решила понаблюдать за плесенью под микроскопом.

Дедушкино лицо непроницаемо.

— Конечно, так поступил бы любой ученый.

Я не знаю, что сказать в ответ.

Дедушка показывает на книгу:

— Я дочитал. Мне понравилось.

Разинув рот от удивления, я переспрашиваю:

— Понравилось?

— Да. Я поспешил с выводами и был не прав… — Дедушка запинается. — И не только в этом. — Он берет яблоко из чаши с фруктами. Оно красное и помятое, почти испорченное. — Права была ты, — пожимая плечами, заключает он.

Я жду затаив дыхание. Жду и надеюсь.

Дедушка смотрит на яблоко:

— Семя сажают, из него вырастает дерево, плод созревает, падает на землю. — Он откусывает кусочек. С подбородка капает сок. — А потом все начинается сначала. Цикл жизни. Необязательно быть Галилеем, чтобы заметить это… — Я сглатываю. — Наука — вещь мощная. Последствия у нее будут всегда — и чудесные, и ужасные. Кажется, я слегка запутался от возбуждения и забыл о словах Солка.

— А что он сказал?

Дедушка смотрит мне прямо в глаза:

— «Наша главная обязанность — быть хорошими предками».

Я киваю.

Тут дедушка глубоко вздыхает:

— Наверное, это значит, что Нобеля мне не дадут.

— Ученые не сдаются! Когда-нибудь ты его получишь. За что-то более важное. Что еще никто до тебя не делал!

— Интересно, за что? — недоверчиво спрашивает дедушка.

Я показываю на прыщ у меня на подбородке:

— За лекарство от угревой сыпи.

— Хм… Вот это и вправду был бы прорыв. — Дедушка качает головой. — Довольно об этом. Вантуз в гараже? Надо прочистить унитаз. За один раз смыть T.melvinus 'а не удалось.

— Ты его смыл? Почему просто не выбросил?

— В мусор? — фыркает дедушка. — Твоя мама, скорее всего, забыла бы выставить бак на улицу. В него забрались бы еноты, слопали бы T.melvinus 'а, и кто знает, что произошло бы потом. По району стали бы носиться разъяренные нестареющие зверюги?

Мы разражаемся хохотом.

Маме звонит Николь и просит снова взять ее на работу. Оказалось, что салон по прокалыванию ушей не такой уж и хороший шанс для нее. Дедушка рад этой новости.

— Мне все равно пора двигаться дальше, — сообщает он.

Я в ужасе:

— Ты уходишь от нас?

— Я вернусь. Не беспокойся, — заверяет он меня. — Мне еще нужно подготовить тебя к поступлению в хорошую аспирантуру.

— Но кто же будет о тебе заботиться? — восклицает мама. — Тебе же тринадцать лет!

Дедушка спокойно смотрит на маму:

— Мелисса, мы оба знаем, что так не может продолжаться. Есть вещи, которые я хочу сделать, которые мне нужно сделать. И я сам о себе позабочусь. Я взрослый.

Мама хочет возразить, но поджимает губы.

— Куда же ты пойдешь? — тихо спрашиваю я.

— Пока не знаю. Может, отправлюсь в путешествие. Проедусь на автобусе. — Дедушка на минуту замолкает. — Страну посмотрю.

Я вспоминаю бабушкину мечту.

В день отъезда мы провожаем дедушку на автовокзале. Мимо спешат люди, торопясь успеть на автобусы, отправляющиеся в разные стороны. Дедушка еще не решил, куда поедет. Говорит, времени и денег у него полно.

— С тобой ничего не случится? — беспокоюсь я.

— Ну конечно же нет. У меня же две докторские степени, — уверенно отвечает дедушка.

Я вручаю ему прощальный подарок.

— Что это? — удивленно спрашивает дедушка.

Он открывает завернутую в подарочную бумагу коробку и заглядывает внутрь: там лежит моя коллекция резинок для волос.

Слезы жгут мне глаза. Я не хочу, чтобы дедушка уезжал. Я обнимаю его и крепко прижимаю к себе.

— Я тебя люблю, — говорю я.

Дедушка тоже обнимает меня и шепчет на ухо:

— Я верю в тебя, Элли. Ты — мое возможное .

Он садится в автобус, а я думаю, что уже никогда не посмотрю на чашу фруктов или на сыр — да на что угодно — теми же глазами.

Оказывается, чтобы понять, что такое жизнь, мне не хватало дедушки.

Он — это золотая рыбка номер четырнадцать.

Все опять стало как прежде, но не совсем. Дом кажется пустым. Кто бы мог подумать, что можно скучать по запаху носков мальчика-подростка?

Я решаю, что пора обновить мою комнату: я больше не хочу смотреть на все эти ладошки. Мне помогает приехавший на выходные домой папа. Мы перекрашиваем стены в ультрамариновый цвет. Светящейся краской мы рисуем у потолка медуз. Ночью, когда я лежу в кровати, кажется, будто я на дне океана.

Ананда выбирает колледжи для поступления. Однажды он отправляется посмотреть Беркли, и мы с Раджем едем с ним за компанию. Университетский кампус прекрасен: повсюду зеленые лужайки, толпы спешащих куда-то студентов. Я почти вижу, как по траве целеустремленно шагает Оппенгеймер.

В последнее время я часто встречаюсь с Момо. Она, как и я, любит фильмы ужасов. Мы открыли для себя целый мир старых ужастиков о результатах провальных научных экспериментов («Франкенштейн», «Человек-невидимка», «Тарантула», «Годзилла», «Муха»). Наш любимый фильм — это «Они!» — про муравьев, подвергшихся радиоактивному облучению во время испытаний атомной бомбы в Нью-Мексико и превратившихся в огромных муравьев-монстров. Нам даже удалось убедить мистера Бекона посвятить один урок фильмам про чудовищ и ученых. Здорово опять иметь подругу!