Дженнифер Холм - Четырнадцатая золотая рыбка

Но теперь они подружке не понадобятся. На голове у нее короткое каре с удлиненными прядями по бокам. Мне никогда не удалось бы так элегантно постричься — слишком уж у меня неуправляемая шевелюра.

— Это для волейбола, так удобнее, — отвечает девочка.

Она отлично выглядит, но на знакомую мне Брианну не похожа.

Я показываю на свою тарелку:

— Смотри, хрустящий хот-дог!

Брианна фыркает от смеха.

Это наша с ней шутка. Мы обожаем хот-доги из кукурузного теста, на палочке. Мы даже придумали для них рекламу.

Я произношу свои слова:

— С хрустящим хот-догом можно сделать все что угодно! Нарезать на ломтики! Нарезать на кубики!

Тут вступает Брианна:

— Хрустящий хот-дог складывается в одеяло. На нем можно прикорнуть!

Мы придумываем все более дурацкие слоганы.

— Он умеет писать изложения!

— Он заставляет собак мяукать!

Мы смеемся, и на минуту кажется, что все опять по-старому. Я протягиваю подружке свой хот-дог:

— Хочешь пополам?

Она колеблется и затем качает стриженой головой:

— Тренер нам все уши прожужжал про здоровую пищу.

— Хочешь, приходи к нам ночевать в субботу вечером, — предлагаю я.

У Брианны смущенный вид.

— У меня соревнования.

— А, ну да.

Я вспоминаю, как однажды в летнем лагере отправилась на рыбалку. Ничего поймать мне так и не удалось, сколько раз я ни закидывала удочку с наживкой из червя ка.

Я слушаю, как девчонки из команды говорят о волейболе: тренер у них строгий; какой-то девочке по имени Серена нужно поработать над подачей; в гостинице, где они будут ночевать во время турнира, есть бассейн…

Внезапно одна из девочек поднимается, берет свой поднос и говорит:

— Пора идти, а то опоздаем.

— Куда? — спрашиваю я у Брианны.

— На собрание, обсуждать сбор средств. Будем продавать выпечку, — объясняет она.

— Пока! — говорю я, но подруги уже нет рядом.

Я смотрю на свой хот-дог и думаю, что похожа на того глупого червяка.

Напротив меня на стол со стуком опускается новый поднос.

— Кто бы мог подумать? — вопрошает дедушка. На нем темно-синие полиэстеровые штаны, рубашка на пуговицах, галстук, свитер с треугольным вырезом и твидовый пиджак. По одежде его точно ни с кем не спутаешь. — Три доллара за школьный обед! Это же даром!

Он в два счета уминает свой хот-дог и замечает мою нетронутую тарелку.

— Доедать будешь? — спрашивает он.

— Хрустящий хот-дог вернет вам молодость! — шучу я.

— О чем ты? — не понимает дедушка.

Я со вздохом отдаю ему тарелку.

Автобус, на котором мы едем из школы, набит битком, и от кого-то несет чесноком. Дедушка всю дорогу ноет.

Средняя школа ему не по душе. Говорит, это скукотища и пустая трата времени, в особенности уроки физкультуры. Но больше всего его возмущают учебники. Он машет у меня перед носом учебником естествознания.

— Представь себе! Ни слова! Ни сноски! Полное молчание!

— Ты про что? — спрашиваю я.

— О себе! В этой книге должен быть я!

Автобус останавливается, некоторые пассажиры выходят.

Дедушка озадаченно смотрит на учебник:

— Как будто Сагарски не существует!

— Наверное, это потому, что Сагарски — шарлатан, — вставляет кто-то позади нас.

Мы оборачиваемся. Это тот самый гот. Он редко ездит на автобусе, обычно его подвозит старшеклассник на обшарпанном автомобиле.

— Шарлатан? Шарлатан? — захлебывается от возмущения дедушка. — А ты сам-то кто такой?

Мальчик представляется:

— Я Радж.

Он смотрит на меня; со лба у него свисает вихор длинных черных волос.

— Меня зовут Элли, Элли Круз. А это мой де… — начинаю было я и запинаюсь. — Мой двоюродный брат, Мелвин.

Дедушка сверлит взглядом Раджа:

— А что ты, интересно, имеешь против Сагарски?

— Наш учитель естествознания говорит, что такие шарлатаны, как Сагарски, позорят настоящих ученых.

— Позорят? Сагарски — уважаемый исследователь! — возражает дедушка.

Радж пожимает плечами:

— Наш учитель говорит, что он просто очередной мошенник, из тех, кто ищет источник вечной молодости.

Раздается скрип колес.

— Пора выходить, — говорю я дедушке и тяну его за собой. Я бросаю взгляд на Раджа: — Приятно было познакомиться!

Радж кивает:

— Увидимся!

Проталкиваясь мимо, дедушка одаривает его свирепым взглядом:

— Только через мой труп!

Мама заходит на кухню и объявляет:

— Я распределила главные роли! Давайте отпразднуем — закажем ужин в ресторане!

Она выдвигает ящик, где хранит разные меню, и просматривает их.

— Хотите тайскую кухню? Или бирманскую? — предлагает она. — А вот еще новый корейский ресторан, давно хочу попробовать.

— Я ничего этого не ем, — говорит дедушка.

— А ты попробуй, вдруг понравится? — уговаривает мама.

На лице дедушки появляется воинственное выражение.

— Не хочу пробовать. Я люблю китайскую еду. Она проверенная. Заходишь в любой китайский ресторан и знаешь, что тебе дадут.

От разговоров о китайской кухне у меня просыпается аппетит.

— Я закажу суп с клецками, — говорю я.

Мама вздыхает.

— Ладно, — соглашается она, уже без энтузиазма в голосе.

Когда мама возвращается с едой, мы рассаживаемся на высоких табуретках у кухонной стойки.

Дедушка с подозрительным видом копается в своей картонной коробке:

— Что-то не похоже на курицу с грибами, которую я обычно заказываю. Тут что-то острое. Ты же знаешь, Мелисса, я острое не ем.

— Пап, это самая обычная курица с грибами, — отвечает мама.

Дедушка пробует и выносит вердикт:

— Не остро.

— Ну и хорошо, — отвечает мама. — А то я так беспокоилась!

Дедушка хмыкает.

— А ты попросила побольше соевого соуса? — спрашивает он.

— Да, папа, он в пакете, — отвечает мама, закатив глаза. — Из прочих новостей: дети, которых я нашла на роли Эмили и Джорджа, потрясающие!

Дедушка вскидывает голову:

— Ты ставишь «Наш городок»? Эту тягомотину?

Он прав, я видела пьесу раньше, и в ней действительно мало что происходит. Она о людях, которые живут в маленьком городке под названием Гроверс-Корнерс. Мама любит ее ставить, потому что в ней куча действующих лиц, так что многие могут получить роль.

Мама начинает читать дедушке лекцию, будто он один из ее учеников:

— Извини, но «Наш городок», возможно, лучшая пьеса о сути человеческого бытия.

— Жаль только, что это такая нудятина, — огрызается дедушка.

— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, — возмущенно заявляет мама. — Это потрясающая пьеса. Одна из вершин американской драматургии. У тебя просто нет театрального чутья.