Юрий Розенблюм - О чём пела золотая кукушка

И всякий раз, наклоняясь над павшим в бою юным алыпом, она тихо шептала:

— Пусть исцелит тебя всепобеждающая сила моей любви! Пусть сердце твое, услышав мои вещие слова, мерно забьется вновь; пусть кровь, заалев, быстро побежит по застывшим жилам и вольет могучую силу в твое неподвижное тело; пусть добрая правда откроет тебе глаза, а уши услышат, как стонет и плачет многострадальная земля твоих славных предков. Очнись, богатырь! Это говорю тебе я, Чарых-Кеёк, а мой голос — это голос родного края. Он зовет тебя! Вставай, отважный богатырь!

И поднялись с пепелища доблестные алыпы: Алтын-Теек, достающий рукой до вершины самой высокой вековой сосны; Тюн-Хара, способный одним махом сбить снежную шапку с макушки тасхыла, и Албанчи, сильнейший из сильных, равного которому не знал еще подлунный мир.

Шумный гомон наполнил ожившее стойбище. Радостно заблеяли овцы. громко заржали богатырские кони, пританцовывая у золотой коновязи.

Плачет от счастья сладкоречивая Чарых-Кеёк, увидев, как навстречу ей идет пробудившаяся от холодного сна жена Албанчи, красавица Килин-Арыг. держа за руку прекрасноокую Чибек-Арыг и щедрую сердцем Алып-Хан-Хыс.

Все уже было готово к торжественному пиру, и каждый уже спешил занять свое место у богатого стола, как вдруг раздался звонкий голос мудрой Чарых-Кеёк:

— Слушай меня, Албанчи! Слушайте меня, славные алыпы, все, кому дорога честь и свобода родной земли. Не торопитесь предаваться преждевременному веселью. Не забывайте, что лихая беда может холодным дыханием задуть пламя ваших очагов, и вновь опустеют стойбища, на которых будут хозяйничать лишь голодные волки да одичавшие псы. Готовьтесь к последнему бою, могучие богатыри, скачите вперед по дороге славы и желанной победы! Я обращаюсь к тебе, не знающий страха храбрец Албанчи! Возьми мой волшебный ремень — он заменит тебе стальной меч и остроконечные стрелы и сможет повергнуть любую самую злобную нечисть. Правой рукой набрось ремень на врага, и враг рухнет к твоим ногам; левой рукой затяни его потуже, и он, обвив шею недруга, задушит его. А теперь слушай и крепко запомни все, что я скажу тебе, доблестный герой Албанчи! Путь твой лежит в сторону багрового заката, туда, где у края земли солнце уступает дорогу луне. Там встретишь ты проклятую людьми кровавоглазую Юзут-Арыг. Не медли, вступи с ней в бой, а когда, связанная волшебным ремнем, она подобно раздавленной гадюке с перебитым хребтом будет лежать у твоих ног и молить о пощаде, не слушай ее, отважный богатырь. Смотри не дрогни, не пожалей Юзут-Арыг! Знай, что все слова ее сотканы из лжи и обмана, коварства и подлости. Но не убивай ее! Не оскверняй своих рук прикосновением к болотной нечисти. Оторви от утеса скалу и привяжи ее к тонкой шее Юзут-Арыг, а потом брось зту нечисть в болотную топь, чтобы она захлебнулась в родной ей смрадной трясине. Но не думай, отважный храбрец, что, покончив с Юзут-Арыг, ты одержал окончательную победу. Горе и беда сами собой не покинут просторов твоей благодатной и щедрой земли. Ты должен разорить дотла гнездовье злобных врагов, освободить всех рабов и вернуть их к родным очагам. Лишь после этого ты сможешь выполнить свой сыновний долг. Твой отец, гордый богатырь Хулатай, опутанный злыми чарами Юзут-Арыг, лишился рассудка. Не жалей его, Албании! Не жалость поможет несчастному Хулатаю. Лишь страдания вернут ему разум и человеческий облик, утраченный им. На плоской черной горе, там, где скрывается лучезарное солнце, стоит огромный котел. В нем вечно кипит смола, подогреваемая огнеликим светилом, дарующим жизнь. Брось в этот котел несчастного Хулатая, и в страшных мучениях он обретет разум. И тогда сбудется все, о чем мечтал твой дед, мудрейший из мудрых богатырь Албыган. Ты, потомок славных героев, храбрец Албанчи, станешь главою каждому роду, всех одаришь одеждой и кровом, и на земле твоей каждый жеребенок вырастет скакуном и каждый обездоленный сирота будет непобедим в бою.

Так пела мудроречивая Чарых-Кеёк.

Молча слушал ее Албанчи. Каждое слово вещуньи запало в его не знающее страха сердце, каждое слово беззвучно повторяли его уста.

А когда смолк голос прекрасноликой красавицы, она, подняв к небу руки и обратив лицо к плавающему в прозрачной лазури солнцу, вновь превратилась в светлокрылую кукушку и, взмахнув легкими крыльями, поднялась ввысь, чтобы в далекой безоблачной дали стать вечно юной утренней звездой.

Долго смотрел ей вслед Албанчи, а потом, взяв за руку Килин-Арыг, произнес:

— Ну вот и снова наступил час расставания! Дорога жизни вновь зовет меня в бой! Прощай, Тюн-Хара! Прощай, мой верный Алтын-Теек, и ты. дорогая жена моя Килин-Арыг! Прощай, щедрая сердцем Алып-Хан-Хыс! Пусть вечно горит очаг в ваших юртах, его доброе пламя будет всегда согревать меня, и сладкий запах дыма родных костров всегда укажет мне дорогу назад. Я пойду по следу врага, и если за шесть долгих лет не подам о себе вести, значит, не суждено мне было выполнить свой долг перед предками и потомками.

Так сказал Албанчи и, превратившись в быстроногого серого волка, побежал в сторону багрового заката, полыхавшего, как пламя таежного костра.

Запах гари преследовал его по пути. Повсюду, куда ни кидал он взор, горела земля, обезглавленные тела несчастных невольников валились вдоль пыльных дорог.

Все увидел и все запомнил бегущий в сторону багряного заката не знающий усталости храбрец Албании. Сердце сжималось в груди при виде страданий отчей земли. Чужое горе стало своим горем и, обжигая душу, заставляло бежать все вперед и вперед по страшным следам Юзут-Арыг.

Вот уже за спиной Албании осталась безлюдная степь с невысокими курганами, на которых восседали гордые красавцы орлы, а совсем близко, за черным уступом скалы, слышался нарастающий гул безбрежного моря.

На песчаном берегу сидела коварная дочь Юзут-Арыг — Хара-Нинчи. А рядом стоял всклокоченный богатырский волк Ах-Пёри, пытаясь сбросить со своей спины злобную сестру Хара-Нинчи — Очы-Сарыг, которая цепкими руками держалась за белую как снег гриву, била его по бокам своими кривыми волосатыми ногами.

На острых, точно лезвие стального меча, камнях, крепко связанная по рукам и ногам, лежала несчастная Хан-Чачах, с мольбою глядя на бессильного ей помочь Ах-Пёри. Белогривый волк стоял как вкопанный и не двигался с места. Он рычал, скаля клыки, и упирался мохнатыми лапами в желтый сыпучий песок.

Спрятавшись за громадным уступом черной скалы, Албании резко тряхнул плечами и превратился в бедного оборванного пастушонка с пестрым ремнем в руках.

Осторожно выглянув из-за укрытия, он стал медленно приближаться к свирепым дочерям Юзут-Арыг и, подойдя на расстояние всего лишь одного шага, обратился к суровой Очы-Сарыг: