Лазарь Лагин - Старик Хоттабыч (1958, илл. Ротова)

Но вслух Хоттабыч кисло промолвил:

– Я буду рад узнать, в чём состоит твоя просьба.

– Я хочу попросить тебя сделать мне подарок.

Старик обрадовался, что речь пойдёт не о досрочном помиловании Гоги.

Он быстренько вылез из-под кровати:

– Скажи, что тебе угодно, и ты получишь это в дар безо всякого промедления, о юный и бескорыстный спаситель джиннов.

– Ты мог бы мне подарить собаку? Овчарку.

– Собаку? Нет ничего проще и приятней моему сердцу.

Хоттабыч вырвал волосок из бороды, и Волька обмер от восхищения: у его ног с ласковым урчанием потягивалась великолепная поджарая, мускулистая трёхгодовалая овчарка. У неё были очень живые, умные глаза, холодный и влажный нос, чудесные острые уши. Он погладил её по холке. Собака учтиво помахала хвостом и от полноты чувств рявкнула на всю квартиру.

– Доволен ли ты этим псом? – счастливо суетился Хоттабыч, готовый по первому Волькиному требованию заполнить всю комнату, всю квартиру, весь дом самыми дорогими собаками. – Ах, прости меня, я забыл об одной мелочи.

Под «мелочью» он подразумевал ошейник, который вдруг возник на овчарке, сияя таким обилием драгоценных камней, что их с походом хватило бы на две императорские короны.

От привалившего ему счастья Волька онемел. Он только гладил дрожащей рукой собаку и так при этом растерянно улыбался, что у чувствительного старика покатились по лицу слёзы умиления.

Но нет в жизни полного счастья, по крайней мере, когда имеешь дело с дарами джиннов! За дверью неожиданно послышались женские шаги, и только Хоттабыч успел спрятаться под кровать и сделаться невидимым, как раскрылась дверь и вошла Светлана Александровна – Волькина мама.

– Я так и думала, – сказала она, увидев собаку, которую старый джинн второпях не догадался сделать невидимкой. – Собака!.. Откуда у тебя собака, хотела бы я знать?

Волька почувствовал, что быстро и безнадёжно идёт ко дну.

– Это я… Это мне… Понимаешь… Как бы тебе сказать…

Говорить правду было бессмысленно. А врать Волька не хотел. Да это и было безнадёжным делом: Светлана Александровна сразу раскусила бы, что он врёт.

– Волька! – повысила она голос. – Мне не нравится твоё мычание. Говори прямо, чья это овчарка?

– Ничья… То есть, она раньше была ничья, а сейчас она моя…

Светлана Александровна порозовела от возмущения:

– Неужели ты унизился до лжи? Я была о тебе лучшего мнения. Отвечай: чья собака? Один её ошейник стоит сотни рублей…

Она решила, что ошейник украшен цветными стекляшками.

Сейчас не на шутку рассердился под кроватью Хоттабыч. Рассердился и весьма обиделся. Ему очень хотелось дать понять этой почтенной, но наивной женщине, что не таков Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб, чтобы дарить своим лучшим друзьям грошовые стекляшки, и что не сотни, а тысячи тысяч рублей стоит этот поистине бесценный ошейник. Но он вовремя удержался. Он уже понимал, что подобной похвальбой только ещё больше усложнит Волькино положение.

Правдивый и прямодушный, он не мог не одобрить того, что Волька не хотел прибегать ко лжи, даже самой безобидной, и понял, что единственный выход – свести на нет всё это недоразумение и самым решительным способом.

«Ладно, – подумал он, ухмыляясь себе в бороду, – придётся моему доброму и правдивому другу ещё некоторое время пожить без собственной собаки… И пусть его не томят до поры до времени мечты о собственной собаке!»

Из-под кровати донёсся еле слышный тоненький хрустальный звон, и собаки не стало, словно её корова языком слизнула.

– Волечка, – сказала Светлана Александровна, начисто забыв, о чём только что шёл разговор, – если позвонят из парткома Варткес Арутюнович или Сергей Сергеевич, скажи, что я буду через час-полтора… Кстати, ты не знаешь, к кому это в тридцать седьмую квартиру сейчас поднимался доктор?

– Наверно, к Гоге.

– Разве он заболел?

– Кажется.

– Кажется?.. Разве он не твой товарищ?

– Ну да, товарищ!..

– Мне стыдно за тебя, юный пионер Костыльков! – сказала Светлана Александровна, повернулась и вышла из комнаты с каменным лицом.

– Ну и ну, – сокрушённо вздохнул Волька и решил навестить Гогу, лишь только от него уйдёт доктор, – Хоттабыч, а Хоттабыч!

Из-под кровати не было никакого ответа.

– Ушёл! – с досадой проворчал Волька. – Как раз, когда с ним надо посоветоваться, его нет. Ну и джинн!..

А Хоттабыч тем временем устраивался поудобней в тридцать седьмой квартире, на этот раз под кроватью так странно занемогшего Гоги. Ему было любопытно послушать, как будет беспомощно барахтаться в поисках правильного решения старый доктор, который, конечно, и понятия не имел, с каким могущественным и необычным противником ему предстояло вступить в бой…

И, пока Волька, воспользовавшись отсутствием Хоттабыча, уселся за учебник географии, а старый джинн притаился под Гогиной кроватью, вот что происходило в комнате, где возлежал на высоких подушках самый удивительный из пациентов старого доктора из районной поликлиники неотложной медицинской помощи!.. Его звали Александром Алексеевичем, этого бывалого и очень знающего доктора, и мы нарочно подчёркиваем это имя, чтобы вы знали, какой это настоящий врач, если вам когда-нибудь придётся с ним столкнуться.

– Наталья Кузьминична, – ласково обратился он к безутешной Гогиной маме, – оставьте нас, пожалуйста, наедине с Гогой. Нам нужно с ним кой о чём потолковать.

– Ну-с, молодой человек, – проговорил он, когда они остались вдвоём с Гогой (Хоттабыч под кроватью был, конечно, не в счёт), – как делишки? Гавкаем?

– Спасу нет! – простонал Гога.

– Тэк-с! Ну что ж, в таком случае, давай потолкуем. Ты какие стихи любишь?

– Гав-гав-гав! – вырвалось из Гогиного рта, и Наталья Кузьминична, притаившаяся у замочной скважины по ту сторону двери, залилась слезами.

Можете себе представить, что Гога собирался произнести в ответ на вопрос Александра Алексеевича. Гогу возмутил этот вопрос. Он считал его глупым и никчёмным.

Гогин лай, однако, нисколечко не удивил и не огорчил старого доктора.

– Ты не злись, – сказал он самым спокойным тоном. – Этот вопрос имеет самое непосредственное отношение к твоей болезни.

– Я люблю «Буря мглою небо кроет», – ответил наконец Гога, вдоволь отлаявшись. – «Буря мглою небо кроет», стихотворение Пушкина.

– Прошу тебя, прочти мне его. Ты его помнишь наизусть?

начал Гога.

– Довольно! – остановил его Александр Алексеевич. – Теперь скажи мне, будь добр, каково твоё мнение о твоём товарище по классу, ну, как его там, который живёт в соседней квартире.