Мари-Катрин д’Онуа - Кабинет фей

Услышав такой ответ, король весь закипел от злости.

— Ах вот что, — промолвил он, — так-то вы разговаривали с отцом, когда жили в вашем королевстве, ну, а здесь повелеваю я: как прикажу, так и будет.

— Есть вещи, — возразила она, — которые дано выбирать нам самим; меня сюда привезли против моей воли, предупреждаю вас: я буду считать вас самым заклятым из своих врагов, прибегни вы к насилию.

Король покинул ее в еще большем раздражении, предоставив принцессе покои в своем дворце и придворных дам, которым было приказано убеждать ее, что стать женой принца — для нее самое лучшее.

Тем временем стражники, боясь, что их обман раскроется и король узнает о бегстве сына, поспешили передать ему, что принц умер. При этом известии его охватила такая скорбь, какой от него никто не ждал: он плакал, кричал и, обвиняя Кочерыжицу в своей невосполнимой потере, заключил ее в башню вместо дорогого усопшего сына.

Бедная принцесса в равной степени была удручена и удивлена, оказавшись в заточении; она была весьма храброй и высказала все, что думает, о таком суровом обращении, полагая, что королю это передадут, однако никто не посмел и пикнуть. Тогда принцесса написала отцу о том, как плохо с ней обращаются, и попросила помощи. Но и эти надежды оказались напрасными: ее письма перехватывали и доставляли королю Хмурену. Но все-таки в печали ее поддерживала надежда на избавление, и она каждый день отправлялась в галерею посмотреть на росписи; так много было там картин — а больше всего ее поражало, что и она сама нарисована в своей колымаге. «С тех пор, как я прибыла в эту страну, — думала она, — художники находят странное удовольствие в том, чтобы писать с меня портреты; что ж, разве мало лиц не столь безобразных? Или моим уродством они хотели еще больше подчеркнуть красоту этой юной пастушки, которая кажется мне столь очаровательной?» Затем она принялась рассматривать портрет одного пастуха, и глаз не смогла оторвать от него. «Как же это горько, — говорила она себе, — быть так обделенной природой, как я! И как же счастливы те, кто красив!» Тут она увидела себя в зеркале и, резко отвернувшись, хотела уж было расплакаться, но каково же было ее удивление, когда она заметила у себя за спиной низенькую старушку в шапочке, которая была еще безобразней ее, — она передвигалась в каталке, столь ветхой, что было в ней дыр двадцать, не меньше.

— Принцесса, — сказала ей старушка, — вы можете выбирать между добродетелью и красотой; ваши жалобы так трогательны, что я их услышала. Если захотите стать красивой, то будете очаровательны, блистательны, обходительны; а пожелаете остаться какая вы есть, — станете мудрой, почитаемой и смиренной.

Разглядев собеседницу, Кочерыжица спросила, неужели красота не может сочетаться с мудростью.

— Может, — ответила ей старушка, — но в вашем случае так уж было решено, что вы можете выбрать только одно из двух.

— Ну что ж, — решительно воскликнула Кочерыжица, — я предпочитаю уродство.

— Как! Вам больше нравится пугать людей своим видом? — спросила старушка.

— Да, сударыня, — ответила принцесса, — уж лучше пусть на меня обрушатся все несчастья, лишь бы я осталась добродетельной.

— Я тут припасла для вас свой желто-белый свисток, — сказала фея. — Подуй вы с желтой стороны, — станете похожей на эту восхитительную пастушку, которая вам так нравится, и вас полюбит пастух, чей портрет столько раз притягивал ваш взор; подув с белой, вы сможете еще дальше пройти по пути добродетели, на который вступаете столь отважно.

— О сударыня, — сказала принцесса, — не отказывайте мне в этой милости, она послужит мне утешением, когда на меня будут взирать с презрением.

Старушка протянула ей свисток добродетели и красоты; Кочерыжица без колебаний подула с белой стороны и поблагодарила фею, которая тут же исчезла. Принцесса была довольна сделанным выбором, и сколь ни завидовала она несравненной красоте пастушки, изображенной на витражах, но в утешение себе подумала, что красота проходит, как сон; а добродетель — это вечное сокровище, и ее-то красота непреходяща и длится дольше жизни: она все еще надеялась, что отец во главе своей огромной армии освободит ее из заточения. Ей так не терпелось этого дождаться, что она умирала от желания подняться на башню и посмотреть, не приближается ли помощь. Но как забраться столь высоко? Она и до своей спальни ковыляла со скоростью черепахи, а подниматься вверх ей всегда помогали служанки.

Найденный ею способ отличался необычайной ловкостью. На башне висели часы; она сняла гири и сама заняла их место. Когда часы стали заводить, ее подбросило на самый верх, и она успела увидеть в бойнице городские окрестности, но ничего не заметила и, сойдя вниз, присела у стены отдохнуть. Это была та самая стена, которую Кривобок или, лучше сказать, принц Идеал не сумел заделать до конца; и вот кусок штукатурки отвалился, и золотой шомпол, звякнув, упал прямо к ногам Кочерыжицы. Она увидела его и, подняв с пола, стала раздумывать, для чего он мог бы пригодиться. Поскольку она была умнее многих, то и рассудила, что с его помощью можно открыть комод, в котором нет замочной скважины. Это ей удалось, и она не меньше, чем принц, обрадовалась редким и изящным вещам. Там было четыре тысячи ящиков, наполненных старинными и недавно сделанными украшениями; наконец нашла она и золотую дверцу, и шкатулку из карбункула, и руку, плавающую в крови. Она вздрогнула и хотела ее отбросить, но это ей никак не удавалось, словно мешала тайная сила. «Увы мне! Как же быть? — думала она с грустью. — Лучше уж умереть, чем и дальше держать эту отрезанную руку». И в этот миг донесся до нее мягкий и нежный голос, говоривший:

— Мужайся, принцесса, твое счастье зависит от этого приключения.

— Ох! Но что же я могу сделать? — ответила она, дрожа.

— Нужно, — сказал голос, — отнести эту руку в спальню и спрятать ее в изголовье постели; и когда увидишь орла, немедля ему ее отдать.

Как бы сильно ни испугалась принцесса, голос был так убедителен, что она во всем повиновалась; положила на место драгоценности, не взяв ни одной из них, и закрыла все ящики. Стражники, опасаясь, как бы и она не сбежала, и не найдя ее в спальне, отправились на поиски и с удивлением обнаружили там, куда она, по их словам, могла подняться только при помощи колдовства.

Три дня она была сама не своя, даже не отваживалась открыть прекрасную шкатулку, ибо отрезанная рука внушала ей слишком сильный страх. Наконец, однажды ночью, она услышала шум у своего окна, открыла штору и в свете луны увидела парящего орла. Она спустилась с постели, как могла, проползла по комнате и открыла ставни. Орел влетел в спальню, громко хлопая крыльями от радости, и она не медля отдала ему руку, которую он сжал в когтях и спустя мгновение вдруг исчез; теперь на его месте был самый красивый и хорошо сложенный юноша, какого ей приходилось видеть; его чело украшал венец, а одежда была расшита драгоценными камнями. В руках он держал портрет. И вот он первым заговорил.