Лазарь Лагин - Старик Хоттабыч (ред. 1938 года)

Неяркий, но ровный стариковский румянец покрывал его смуглые щёки, шаг его был по-прежнему лёгок и быстр, широкая улыбка озаряла его открытое и простодушное лицо. И только хорошо изучивший Хоттабыча Волька мог заметить, что какая-то затаённая мысль всё время тревожит старого джинна. Хоттабыч часто вздыхал, задумчиво ерошил дремучую бороду, и крупная слеза изредка показывалась на его честных и приветливых глазах.

Волька прикидывался, будто ничего не замечает, и не расстраивал старика бестактными вопросами. Он был убеждён, что в конце концов Хоттабыч обязательно поделиться с ним своими грустными думами. Так оно и случилось.

— Печаль и тоска терзают моё старое сердце, о благородный спаситель джиннов,- тихо произнёс как-то Хоттабыч, когда величественный закат окрасил в ровный розовый цвет тихие вечерние воды Москвы-реки.- Мне не дают покоя мысли о моём бедном пропавшем брате, об ужасной и безвыходной его судьбе. И чем больше я думаю о нём, тем больше я склоняюсь к тому, чтобы как можно скорее отправиться на его поиски. Как ты смотришь на это, о мудрый Волька ибн Алёша? И если ты к этому моему решению относишься благосклонно, то не угодно ли будет тебе осчастливить меня и разделить все радости и невзгоды этих поисков?

— А где ты собираешься искать своего брата? — деловито осведомился Волька, привыкший уже спокойно относиться ко всяким, самым неожиданным предложениям Хоттабыча.

— Не знаю, помнишь ли ты, но я уже рассказывал на самой заре нашего столь счастливого знакомства, что Сулеймановы джинны бросили его, заточённого в медный сосуд, в одно из южных морей, и там, у таинственных берегов знойных стран, и надлежит, на мой взгляд, искать брата моего Омара ибн Хоттаба.

Скажем прямо, перспектива путешествия по южным морям сразу пришлась Вольке по душе.

— Ну что же,- сказал Волька,- я согласен. Я с тобой обязательно поеду. Хорошо бы ещё…- Тут Волька замялся.

Но повеселевший Хоттабыч подсказал ему:

— Захватить с собой наших превосходных друзей Серёжу и Женю. Так ли я тебя понял, о добрый мой Волька?

Волька облегчённо вздохнул и утвердительно кивнул головой.

— В этом не могло быть и тени сомнения,- учтиво ответил Хоттабыч, и тут же было решено, что экспедиция по розыскам несчастного брата старика Хоттабыча отправится в путь не позже чем через два дня.

Но если вопрос о сроках отправления на поиски не вызвал особых споров, то совершенно неожиданно обнаружились довольно серьёзные разногласия по вопросу о том, какими средствами передвижения пользоваться во время экспедиции.

— Давай полетим на ковре-самолёте,- предложил Хоттабыч.- Мы все на нём прекрасно поместимся.

— Не-е-ет,- решительно возразил Волька,- на ковре-самолёте я больше не ездок. С меня хватит полёта в Индию. Не хочу я больше мёрзнуть, как собака!

— Я обеспечу вас всех тёплой одеждой, о благословенный Волька. А если тебе угодно, посреди ковра будет гореть большой костёр, и мы сможем вокруг него греться во время полёта.

— Нет, нет и нет,- отрезал Волька,- о ковре-самолёте не может быть и речи! Давай лучше поедем до Одессы поездом, а из Одессы…

И Волька развил перед слушавшим его с уважением стариком свой план путешествия, безропотно принятый Хоттабычем и впоследствии с восторгом одобренный Серёжей и Женей.

На вокзал наши путешественники прибыли почти без приключений. А если не считать того, что произошло при посадке в автобус, то и вовсе без приключений.

А случилось при посадке в автобус вот что. Уж и Волька, и Серёжа, и Женя с трудом, правда, но влезли в переполненный автобус, уже торжественно улыбавшийся Хоттабыч занёс свою ногу на подножку автобуса, когда из раскрытого окошка высунулся кондуктор и властным голосом произнёс:

— Граждане, местов больше нет, автобус отправляется!

А так как его слова не оказали, очевидно, никакого впечатления на старичка, то кондуктор специально для него добавил:

— Давайте останемся, гражданин.

Старичок посмотрел на кондуктора с изумлением, убрал свою ногу с подножки и растерянно промолвил:

— Если тебе это доставит удовольствие, о господин мой, то я это только сочту за честь, хотя и очень спешу на розыски моего несчастного брата.

Кондуктор, успевший в это время дать сигнал отправления, вдруг совершенно непонятным образом очутился на мостовой рядом с учтиво поклонившимся ему стариком в канотье и с довольно глупым видом проводил глазами быстро скрывшийся за поворотом автобус.

— Я осмеливаюсь выразить своё глубочайшее убеждение, что мы с вами чудесно проведём здесь время, пока, к нашему обоюдному удовольствию, не прибудет следующий автобус,- вежливо обратился Хоттабыч к оцепеневшему кондуктору. В это время кондуктор пришёл в себя и с пронзительными воплями ринулся вслед за своей осиротевшей машиной.

— Ос-тановите! — кричал он, проворно семеня ногами и придерживая рукой бренчавшую серебром и медяками тяжёлую сумку.- Остановите автобус, граждане!

Хоттабыч, поражённый странным поведением кондуктора, с интересом посмотрел ему вслед, а потом, когда тот скрылся за поворотом, где стоял задержанный Волькой автобус, легко нагнал его и даже успел взобраться в машину раньше кондуктора.

Вскоре автобус тронулся в дальнейший путь, и Хоттабыч, наклонившись к своим друзьям, зашептал им, неодобрительно поглядывая на всё ещё не пришедшего в себя кондуктора:

— Странный, очень странный человек этот кондуктор. Я его не тянул за язык. Он сам, по собственной воле предложил мне: «Давайте останемся».

— Он вовсе и не собирался оставаться с тобой на мостовой,- попытался Волька разъяснить старику,- он сказал тебе «давайте останемся», а думал в том смысле, что останешься только ты, а он уедет.

Но Хоттабыч понял объяснения Вольки очень своеобразно. Он недружелюбно посмотрел в сторону кондуктора и жёстко сказал:

— Теперь для меня окончательно ясно, что это не только странный, но и очень неискренний человек.

— Нет, ты, Кузьма Егорыч, как хочешь, а я трезвый. Я даже рюмочки со вчерашнего дня не выпил. Нет, уж ты, пожалуйста, не возражай, я всё равно обязательно должен дыхнуть. Ну вот, правда, никакого запаха вина нету?

Я ведь это всё к тому, чтобы ты не подумал, что я тебя разбудил с пьяных глаз. Я тебя, Кузьма Егорыч, потому разбудил, что только что произошёл в нашем вагоне удивительный, совершенно непохожий случай.

Вот что, понимаешь, случилось. Постелил я, как полагается, всем постели и, между прочим, постелил в седьмом купе. А там, понимаешь, едет бородатый старичок в чудной соломенной шляпе и при нём трое парнишек — скорее всего, я так думаю, однолетки. И при них, понимаешь, ни капли багажа. То есть ну ни-ни! Будто они не в Одессу едут, а в театр или там, скажем, в кино.