Элинор Фарджон - Седьмая принцесса

— Ну что за нелепый парень! — говорила она, перетирая оловянные кружки. — Всё не как у людей! — Вытертые Уной кружки превращались на полке в пузатых человечков. К счастью, они оставались полыми и по-прежнему годились для пива.

Как видите, Уна презирала Тома Кобла. Она сбежала из волшебной страны к людям и хотела жить по-людски, а Том так и норовил напомнить ей о колдовских повадках её милых родственничков. Том, в свою очередь, считал Уну чудачкой. Зачем лишать себя радостей жизни? Зачем готовить обед на плите, если есть скатерть-самобранка?

По всему по этому Уна, пока служила в «Гирлянде», Тома Кобла не жаловала. А он и не набивался в друзья. О чём говорить с такой занудой?

Конечно, Уна была вовсе не занудой, а просто хорошей, трудолюбивой девушкой. Она хотела приносить побольше пользы и с готовностью бралась за любое дело: жарила и парила, мела и убирала, пиво наливала, перины взбивала. Копала грядки, кормила цыплят, по понедельникам стирала, а по вторникам гладила. Наливала в лампы керосину, кормила сторожевого пса, стояла за Стойкой — всегда приветливая и свежая, как цветок. Трактирщица говорила, что не было б её служанке цены, кабы…

Короче, беда с этой Уной, да и только! Старается, старается, а вся работа насмарку.

Положит капусты в кастрюлю — щи варить, глядь — в кастрюле пыхтит каша! Вымоет поутру крыльцо, а завсегдатаи трактира к ступенькам приклеются, ногой шевельнуть не могут, покуда не пообещают хозяйке исполнить всё, что её душе угодно. Подметёт Уна комнаты, сотрёт пыль, а за веником и тряпкой остаётся россыпь серебряных монет. Примется пиво варить, оно в золотой сироп превратится. Испечёт пирог, а в нём дрозд свистит-заливается, и хорошо, если один! А кто вздумает спать на взбитой ею перине, непременно проснётся в аравийских песках.

Пойдёт картошку копать — принесёт шоколадного крема.

Пойдёт яйца из-под кур собирать — принесёт пасхальные, расписные, с подарком внутри.

Постирает простыни — они превратятся в полотняные салфетки, выгладит салфетки — они носовыми платками обернутся.

Нальёт в лампу керосину — она лунным светом засияет.

Накормит пса, а у него хвост драконий отрастёт. Откроет бутылку… Впрочем, вы уже знаете, как Уна открывает бутылки.

И на исходе семи лет Трактирщица не выдержала:

— Уна, иди-ка ты домой.

— Хозяйка, пожалуйста, не гоните меня! — Глаза Уны наполнились слезами.

— Семь лет истекли, и я беру другую служанку. Ты славная девочка, Уна, но колдовские привычки в Югопуте ни к чему. Из-за вас с Томом Коблом о нашей деревне дурная молва пошла по всей округе.

— Из-за меня и… Тома Кобла?! — обиженно воскликнула Уна. — Том мне не чета! Он же лентяй, каких мало! Ничего полезного в жизни не сделал. Да и колдовать толком не умеет, потому что мой отец дунул ему на прощание в левый глаз. Но, хозяйка, я-то стараюсь! Я так хочу приносить людям пользу!

— Вижу, что стараешься, — ответила Трактирщица. — Но у тебя все наперекосяк выходит, не лучше, чем колдовство у Тома Кобла. Вы с ним одного поля ягода. Нет, дорогуша, не могу я тебя больше держать. Зря я, видно, тебя украла. Прощай! Возьми что-нибудь на память — что в карман влезет.

— Тогда я забираю трактир «Гирлянда», — промолвила Уна. Хозяйка не успела и глазом моргнуть, как стойка и столы, кухня и спальни уменьшились, сжались и весь трактир поместился в кассовый ящик. Уна сунула его в карман клетчатого передника и направилась домой, и волшебную страну.

В тот день, заглянув домой попить чаю, Том застал в избушке хозяйку «Гирлянды». Она сидела у печки и, ломая в отчаянии руки, рассказывала Салли Дрейк о своём горе.

— На что я жить-то теперь буду, госпожа Дрейк? — причитала она. — Герцог мне новый трактир не выстроит! Ой, бедная я, бедная… А у Герцога такой громадный замок на одного да на жалкую сотню слуг! Вот бы мне — хоть чуток, хоть флигелёк… Я бы снова трактир открыла.

— Погодите, — остановил её Том Кобл. — Не волнуйтесь. — Он вынул коричневую книгу и принялся водить носом по строчкам.

Салли Дрейк недовольно сказала:

— Отложи-ка книжку, дядюшка, да садись чай пить.

— Не к спеху, — ответил Том Кобл и, пошуровав кочергой в печке, прошептал над ней волшебные слова. А потом уж сел пить чай.

Вернувшись в деревню, трактирщица увидела на месте «Гирлянды» четверть герцогского замка. У дверей уже толпились завсегдатаи в ожидании пива.

Герцог обычно смотрел на чудеса сквозь пальцы. Не придал значения винограду на буках и примулам на ясенях, даже белкам, болтавшим по-китайски, особо но не удивился. Он так и не понял, отчего забил фонтан вина посреди искусственного озера; не заметил, когда же мраморный Амур, сидевший на бережке, научился петь «К заутрене звонят» и плюхаться в воду голой попкой; он проморгал день, когда белые лебеди обзавелись золотыми коронами, а в распустившихся кувшинках появились румяные пирожки. Однако парком он очень гордился, непременно показывал гостям лебедей да и пирожками угощал на славу. Но, недосчитавшись в замке целого крыла, где он к тому же хранил оружие, Герцог забеспокоился. Его спальня теперь лишилась стенки и стояла, открытая злым восточным ветрам. Герцог решил, что чудеса зашли чересчур далеко и пора положить им конец.

Он повелел дворецкому разузнать что да как. Поговаривают, сообщил дворецкий через неделю, будто четверть замка каким-то ветром занесло в Югопут. Правда, ещё неизвестно, чей это замок…

Герцог повелел оседлать коня и отправился в Югопут, где и в самом деле обнаружил недостающее крыло собственного замка. На нём теперь красовалась вывеска с рисунком и надписью: «Четвертинка». Пиво распивали прямо в Арсенале, а из шлемов получились отличные кружки.

Подозвав трактирщицу, Герцог спросил:

— Где вы стащили этот замок?

Трактирщица смиренно поклонилась:

— Ваша Светлость, это не я стащила, а Том Кобл.

— Гей! Послать за Томом Коблом!

Когда Том явился, Герцог спросил:

— Что, Кобл, твоя проделка?

— Моя, Ваша Светлость.

— Единственная?

— Нет, Ваша Светлость.

— Так, значит, лебеди, кувшинки, фонтан, белки — твоих рук дело?

— Да, Ваша Светлость.

Герцог грозно сдвинул брови и прогремел:

— Какая кара, по-твоему, суждена человеку, который портит герцогский лес и крадёт герцогский замок?

— Полагаю, Ваша Светлость, что ему суждено жениться на герцогской дочке, — ответил Том.

— Нет у меня дочки! — рассердился Герцог. — Получай своё жалованье и убирайся подобру-поздорову. Ты глубоко испорчен, Том Кобл, и в Югопуте тебе не место, нечего народ мутить.

Он бросил Тому деньги и ускакал прочь в ярости и смятении. Лишь одолев полдороги, он заметил, что под ним не лошадь, а большой голубоглазый котёнок…