Курдские сказки

В крепости Дымдым было всего семьсот человек, молодых и старых. Каждый день хан Абдал производил вылазку с сотней воинов, вступал в бой с отрядами Аскер-хана и возвращался назад с небольшими потерями — таким образом он вел борьбу с иранской армией. Хан Абдал послал весть паше Вана об осаде и попросил у него помощи.

Армия Аскер-хана увеличивалась изо дня в день. В осажденной же крепости хана Абдала люди погибали, и силы его быстро уменьшались. Одним словом, войско Аскер-хана, обстреливая крепость Дымдым из пушек на протяжении трех месяцев и возобновляя свои атаки, сократило число людей в крепости хана Абдала с семисот до семидесяти человек. Осталось мало боеприпасов и продовольствия, многие семьи и дети умирали от голода. Осажденным неоткуда было ждать помощи, они больше не были в состоянии продолжать борьбу с врагом.

Однажды хан Абдал, не находя никакого выхода из положения собрал на совет людей, которые еще у него остались. «Что мы будем делать, — сказал он, — что предпримем? Ни турки, ни хекари, ни другого народа ислама нам до сих пор еще не прислали на помощь; из семисот, которые были, большая часть погибла в сражении; на сегодняшний день нас только семьдесят человек, боеприпасов и продовольствия нет, семьи умирают с голоду, что мы будем делать? Нужно нам сдаться или сделать последний решительный удар?» Каждый на этом совете высказал свое мнение.

Мать хана Абдала, Гоар-ханум, которая тоже принимала участие в совете, воскликнула: «Нет! просить пощады и сдаваться невозможно, нам это не подходит. Нельзя верить словам этих кызылбашей, они не сдержат обещаний и не выполнят соглашения. Если даже они и подпишут договор, то только затем, чтобы его сразу же порвать и поступить с нами как с врагами. Мы сражались с такой отвагой в течение трех месяцев, мы пожертвовали столькими воинами, которые взывают к отмщению. Лучше мы между собой решим сделать следующее: мужчины откроют ворота крепости, выйдут из нее и завяжут бой с противником, мы же, женщины, — те, у которых есть силы, тоже возьмемся за оружие и будем биться рядом с вами. Что же касается девушек и молодых жен, неспособных идти в бой, то пусть они приготовят яд и, когда вы все погибнете, примут его, чтобы не попасть в руки безбожникам. Одна из них соберет в одном месте весь оставшийся порох и, когда крепость будет заполнена врагами, подожжет его. Мы будем взорваны, но безбожники тоже погибнут».

Все одобрили мнение Гоар-ханум и сделали соответствующую расстановку сил. Каждый должен быть готов к смерти. В пятницу около полудня хан Абдал с семидесятью мужчинами и двадцатью семью женщинами открыли ворота крепости и, простившись друг с другом, с малыми и старыми, с женами и мужьями, с боевым кличем выбежали из нее.

Все девушки и невесты, которые остались, запаслись ядом и взошли на башни, чтоб видеть ход сражений, а в это время жена хана Абдала, Асима-ханум, стала собирать весь порох и ссыпать его в кладовую внизу под крепостью и затем тоже поднялась на башню, чтобы там быть настороже. Поскольку хан Абдал вышел из замка со всеми своими людьми, кызылбаши решили, что они убегают, схватились за сабли и бросились их преследовать. Хан Абдал и его смельчаки завязали ожесточенный бой у подножия крепости.

Горсточка героев Дымдыма отважно защищалась против множества безбожников. Женщины и девушки, наблюдая с высоты башни с напряженным вниманием, молились, рыдали, издавая душераздирающие вопли; дети плакали до изнеможения. Погибли все до последнего человека, но потери кызылбашей были вдвое и даже втрое больше. Как только хан Абдал погиб вместе со своими воинами и женщинами, которые были с ним в сражении, безбожники устремились в крепость Дымдым и толпами заполнили ее. Многие молодые жены и невесты приняли яд. Асима-ханум бросила огонь в порох и взорвала часть крепости со всеми персами, которые в нее проникли; погибло также много семей и детей Дымдыма, и только очень немногие, самые ловкие из безбожников спаслись.

Женщины и дети, оставшиеся в живых, были потом уведены в рабство, старики и пожилые женщины убиты, крепость сожжена. Но и потери кызылбашей оказались неисчислимыми. После них крепость Дымдым осталась пустынной и необитаемой. Место, на котором произошла битва, является знаменитым и священным в Курдистане, и Молла Бати Мим-Хей сочинил поэму об этом событии. На своих собраниях курды любят ее читать, они вздыхают, плачут и произносят молитвы в память жертвам Дымдыма.

Гремит, гремит, [послушайте меня],

О вы, народы мира и все живущие на земле!

[Я] расскажу вам историю о Златоруком хане.

Хано идет к шаху.

Он просит:

«Подари мне землю величиной с воловью шкуру,

Чтобы я на ней себе выстроил дом».

«О Хано, не требуй этого,

Никакого Дымдыма не строй,

Не причиняй нам беспокойства!

О Хано! Я могу тебе подарить землю величиной с воловью шкуру.

Чтобы ты на ней себе мог выстроить дом,

Но я боюсь, что ты не [сумеешь] закончить [этого].

Иди, я дарю тебе клочок земли величиной с воловью шкуру,

Построй себе на нем дом».

Хано поднялся, и шах дал ему чирек в кредит,

Построил Хано дом — сооружение.

«[Шах] дал мне для постройки место в пять шагов [длиной].

Иншаллах, я так построю этот дом, что [даже] халиф и шах придут меня приветствовать».

Молодец, Хано! Как он умен!

Из воловьей шкуры сделал дуел,

Огородил им степь и зозан — в основном в гористых местах;

Она стала опорой для ханов.

Он размягчил воловью шкуру,

Разрезал ее бритвой, [так что получился ремень не толще волоса на голове,

И им покрыл степь и зозан. Вот он начал закладывать фундамент Дымдыма,

Пятьсот строителей были заняты этим.

«Иншаллах, будет здравствовать Хано, тогда я накличу тебе несчастье».

[Вот] он начал строить Дымдым,

Отверстия, сделанные в камнях, заливали свинцом,

«Иншаллах, накличу я тебе день смерти».

Когда Дымдым построили,

Отверстия, сделанные в камнях, были залиты свинцом и медью.

«Что мне делать — узки стены крепости,

Пространства для [кладки] камней мало,

Я его измерил собственными руками, оно составляет триста восемьдесят два шага в ширину».

Когда Дымдым построили,

Триста строителей были обезглавлены, —

Когда главную башню крепости построили.

Когда выпал снег на вершине горы

И инеем степь покрылась,

Хано ограбил купеческий караван шаха.

Когда побелел горный снег

И инеем степь покрылась,

Хано снова начал свои удалые дела.

Мир Сейдо пошел к шаху

И стал ему жаловаться:

«Все мое войско уничтожено,

В горах против меня восстали львы и тигры».

Шах ответил: «О Мир Сейдо! [Не знаю], так это или не так,

[Но] Хан — [мне] верный слуга,