Сельма Лагерлёф - Путешествие Нильса с дикими гусями

– Ты бы лучше отпустил его, – посоветовал Клемент парню.

– Да уж и так едва не пришлось, – покачал головой рыбак. – Представь себе: дикие гуси преследовали меня до самого дома и целое утро с криком кружились над шхерой, словно хотели отбить этого малыша. И не только они, а всё птичье племя: чайки, нырки, утки, на которых не стоит и заряда тратить, – высыпало на берег и ну галдеть! А когда я собрался отправиться сюда, они принялись так хлопать крыльями над моей головой, что пришлось вернуться домой. Жена тоже просила меня отпустить его, но я решил, место ему здесь, в Скансене, среди других диковин. А как обмануть птиц, я придумал: поставил на окне маленькую куколку, а малыша завернул в сеть и ушёл. Птицы, похоже, поверили, что это он стоит в окне, и не стали меня преследовать.

– А сам-то он что-нибудь говорит? – спросил сторож.

– Да, вначале всё звал птиц, но мне это было не с руки, и я заткнул ему рот.

– Разве ж можно так с ним обращаться! – воскликнул старик. – Неужто не понимаешь, что это существо из другого мира?!

– Да откуда мне было знать? Пусть кто другой с ним разбирается, а я бы лучше продал его подороже. Что скажешь, а?

Сторож медлил с ответом: его словно сковал страх, – опять вспомнились слова матери, которая не советовала обижать гномов.

– Не знаю, парень, сколько ты хочешь за него получить, – наконец отозвался Клемент, – но если отдашь кроху мне, заплачу двадцать крон.

Рыбак посмотрел на старого Клемента с величайшим изумлением: ему и в голову бы не пришло назначить такую высокую цену – и с радостью согласился.

Старик опустил своё приобретение в глубокий карман, вернулся в Скансен и направился к домику, около которого не было посетителей. Заперев за собой дверь, он вынул гнома из кармана и осторожно положил на скамью.

– Послушай, что я тебе скажу! – начал Клемент. – Мне известно, что ваш брат не любит попадаться людям на глаза, у вас свои тайные делишки, – вот я и хочу тебя выпустить, но при одном условии: ты должен оставаться в парке до тех пор, пока я не позволю тебе уйти. Если согласен, кивни три раза.

Клемент выжидательно смотрел на человечка, но тот не шевелился.

– Здесь тебе будет неплохо: всё-таки на воле, – продолжал сторож. – Я стану каждый день приносить тебе еду, да и чем заняться найдёшь. Только ты не должен никуда уходить, пока я не позволю. Выберем какой-нибудь условный знак: например, пока я буду ставить тебе еду в белой чашке, ты должен оставаться, а когда поставлю в голубой – можешь отправляться на все четыре стороны.

Клемент опять замолчал, ожидая от гнома хоть какого-то знака, но тот по-прежнему оставался безучастным.

– Если так, то делать нечего: придётся отнести тебя хозяину, – вздохнул старик. – Посадят тебя под стеклянный колпак, и все жители большого города Стокгольма будут приходить глазеть на такое-то чудо. Врагу не пожелаешь, ей-богу.

По-видимому, такая перспектива не на шутку испугала пленника: он тут же кивнул.

– Вот и ладно. – Сторож взял нож и осторожно перерезал верёвочку, которой были связаны руки гнома, и направился к двери.

Мальчик сразу же развязал путы на ногах и вытащил кляп изо рта, а когда обернулся, чтобы поблагодарить Клемента Ларссона, тот уже ушёл.

В этот же день случилось ещё одно удивительное событие. Едва сторож переступил через порог, как увидел величественного пожилого господина, который направлялся к беседке, откуда открывался великолепный вид на город. Сторож не помнил, чтобы ему приходилось раньше встречать в парке этого господина, но тот, вероятно, слышал о нём, поскольку окликнул старика и попытался заговорить с ним:

– Здравствуй, Клемент Ларссон! Как живёшь-можешь? Здоров ли?

Знатный господин был так приветлив, что старый сторож неожиданно для себя самого набрался смелости и признался, что скучает по родным местам.

– Как?! – воскликнул незнакомец. – Ты тоскуешь здесь, в славном городе Стокгольме? Возможно ли такое?

Господин готов был рассердиться, но вовремя вспомнил, что перед ним простой старик из Хельсингланда, и опять стал любезным.

– Ты, Ларссон, видно, ничего не знаешь об этом замечательном городе. Пойдём-ка присядем на ту скамейку, и я тебе кое-что расскажу.

Важный господин опустился на скамью, бросил взгляд на Стокгольм, который во всей красе расстилался внизу, и глубоко вздохнул, словно хотел вобрать в себя всю красоту этого места. Сторож не смел ослушаться незнакомца и почтительно присел рядом.

И пожилой господин поведал своему собеседнику историю этих мест и города. Он вёл свой рассказ с такой гордостью и так увлекательно, что Ларссон даже позабыл и о встрече с рыбаком, и о маленьком человечке.

– Никто не должен чувствовать себя чужим в Стокгольме и тосковать. Все шведы здесь – у себя дома, вот так-то, старик! А сколько всего интересного написано про этот город в книгах! Надеюсь, теперь ты не захочешь покинуть его! – С этими словами важный господин поднялся со скамьи и двинулся прочь, а сторож вслед ему отвесил глубокий поклон.

А на другой день в парке появился придворный лакей. Он разыскал старого сторожа и передал ему большую книгу в красном переплёте и письмо, в котором говорилось, что это подарок короля. У Клемента Ларссона голова пошла кругом, от него нельзя было добиться толкового слова. Через неделю он пришёл к директору парка и отказался от места, добавив, что ему срочно нужно вернуться домой.

– Зачем? Ты ведь вроде уже прижился здесь? – недоумевал директор.

– Так-то оно так, но всё-таки хочу вернуться.

Клемент оказался на распутье: король, сам король, не сомневался, что он останется в Стокгольме; он же не сможет успокоиться, пока не расскажет дома про то, что с ним беседовал сам король! Как можно отказать себе в удовольствии поведать землякам, что король был добр к нему, что сидел с ним на скамье, а потом прислал в подарок книгу? Что уж говорить о том, как не погнушался целый час беседовать с ним, старым сторожем и бедным музыкантом, чтобы разогнать его тоску. Конечно, можно было бы рассказать об этом и здесь, в Скансене, но дома – совсем другое дело. Теперь земляки будут смотреть на него иначе, и все к нему станут относиться с уважением и почтением! Поэтому и решил Клемент Ларссон отправиться домой.

Среди Лапландских скал, на крутом и неприступном склоне, прилепилось орлиное гнездо. Когда-то его сложили из еловых ветвей, а затем в течение многих лет достраивали и укрепляли, так что теперь по величине оно могло сравниться с чумом – жилищем лапландцев.