Петер Хакс - В подземелье старой башни, или Истории о Генриетте и дядюшке Титусе

— Навряд ли, — сказала русалка. — Вон у той ивы кончается мой участок и начинается участок Водяного, а я, к несчастью, его супруга, и мне неохота с ним связываться.

Некоторое время она размышляла.

— Единственный выход, — сказала наконец русалка, — заставить реку течь вспять. Тогда шляпа снова проплывет мимо этих мест.

— А это можно? — с волнением спросила Генриетта.

— Пустяк, — сказала русалка. — Для этого надо только, чтобы дождь с земли падал на небо, ручьи бежали вверх по склонам, речная вода вливалась в ручьи, а морская — в реку; словом, сущие пустяки. Однако, если тебе этого очень хочется — можно сделать. Но только ты должна будешь отдать мне ниточку жемчуга, при помощи которой ты меня и вызвала.

— Как? — ужаснулась Генриетта. — Отдать мою нитку жемчуга за старую шляпу?

Русалка пожала плечами.

— Только на таких условиях, — сказала она.

Генриетта уставилась в землю, потом взглянула на старичка, который совсем сник, медленно отстегнула нитку и подала русалке. Русалка взяла жемчуг, вошла в реку и, забравшись поглубже, скрылась под водой.

На этом месте вскоре образовалась воронка, которая становилась все больше и расширилась до самых берегов. Все воды Шварце закружились и закипели в клокочущем водовороте. А когда река наконец успокоилась, Генриетта и старичок увидели, что Шварце течет вспять. Еще немного, и из-за ивы показалась шляпа, ее гнало течением прямо на них.

— Елки-палки, — закричал старик, — пожаловала-таки, беглянка окаянная!

— Елки-палки, — ругалась в ответ шляпа, — вытащи меня скорей отсюда!

— Не кричи, горло надсадишь! — кричал старичок.

Он вошел в воду и старался палкой зацепить шляпу.

— Осторожнее, — предостерегала его Генриетта, — брюки намочите.

— О чем она толкует? — сказал старик, прижимая шляпу к груди. — Девчонки еще и на свете не было, когда мы с тобой задавали жару проклятым фараонам…

— Куда ты дела свою нитку жемчуга? — спросил дядюшка Титус, когда Генриетта вернулась домой.

— Ах, — небрежно бросила Генриетта, — куда она денется!

Генриетта пошла в ванную умыться. Но едва она отвернула кран, как, к ее удивлению, вместе со струей прозрачной воды выскользнула нитка жемчуга и упала в ее ладони.

— Ну конечно, — сказал дядюшка Титус; он вошел за ней следом и увидел ее с ниткой в руках. — Ну конечно, ты опять позабыла ее на раковине.

— Превосходно, пастор, — похвалил Пиль, слушавший историю с благоговейной миной. — Прекрасная проповедь. После нее чувствуешь себя, как после теплой ванны. — Потом, поднявшись, сказал: — Однако пойду-ка я затяну покрепче веревки на моем толстячке.

И направился к дядюшке Титусу, который, судя по всему, должен был уже почти распутаться. У всех оборвалось сердце. Одна Лени Шрадер проявила исключительное присутствие духа.

— Голубчик Пиль, да разве вы умеете толком связывать? — воскликнула она.

— Это я-то? — пролепетал Пиль, чуть не лишившись дара речи. — На моей родине по этой части никто со мной не сравнится.

— А вам известен метод растительного опутывания? — спросила Лени.

— Это что еще за штука? — в свою очередь, спросил Пиль.

— Сейчас узнаете, — сказала Лени Шрадер и тут же начала свой рассказ

В заброшенном карьере скопилось озерцо черноватой воды. По воде плавал какой-то предмет, и легкий восточный ветер подгонял его все ближе к берегу.

— Бутылка, — объявила дядюшке Титусу проницательная Генриетта, — и не пустая.

— Водка? — оживился дядюшка.

— Не думаю, — сказала Генриетта.

— Тогда это бутылочная почта, — решил дядюшка.

Они вытащили бутылку и раскупорили ее. Внутри оказался конверт. Он был адресован «Тому, кто найдет» и снабжен штемпелем «В собственные руки».

— Значит, нам, — сказал дядюшка Титус, — потому что конверт именно нам попал в руки.

Он надорвал конверт и извлек причудливой формы лист какого-то неизвестного растения, на котором отправитель нацарапал слово ПОМОГИТЕ.

— Вперед! — коротко скомандовал дядюшка Титус, мигом засучил брюки, и оба пустились вброд через лужу.

На противоположном берегу они увидели профессора Барбабьянка, он бегал там взад и вперед.

— Держитесь, профессор! — сложив ладони рупором, крикнул дядюшка. — Мы спасем вас!

Профессор побледнел как полотно, затрясся всем телом и попытался укрыться в ямке.

— Чего вы боитесь? — спросил дядюшка Титус, который первый до него добрался.

— А я откуда знаю? — ответил профессор. — Это вы крикнули, что сейчас спасете меня, вот я и решил, что мне грозит какая-то опасность.

— Узнаете вы это? — спросила тогда Генриетта и поднесла к его носу необычный лист.

— Еще бы! — в чрезвычайном волнении воскликнул профессор.

— А почему же вы это написали? — продолжала допрос Генриетта.

— Ничего я не писал, — сказал профессор, — но лист этот мне хорошо знаком. — И, повернувшись к дядюшке, пояснил: — Вы сами, господин главный инженер, просили меня найти растение, которое могло бы прижиться на бесплодных песчаных отвалах. С величайшим трудом я раздобыл редчайшее семя быстрорастущей лианы и где-то здесь его посадил; к сожалению, я забыл место, и вот все утро ищу. А лист, который вы держите в руках, несомненно, принадлежит этому растению.

Все трое дружно принялись искать, торопливо прочесывая зыбучие пески. Вдруг Генриетта вскрикнула:

— Сюда! Сюда!

Перед ними в одних трусах, увитый по самую грудь лианами, стоял точно статуя в старом парке Пошка-младший.

— Почему ты голый? — спросил дядюшка Титус.

— Я был туземцем, — сообщил Пошка-младший, — и подстерегал знаменитого водяного льва.

— И вы его видели? — с интересом спросил профессор.

— Кого? — спросил Пошка-младший.

— Знаменитого водяного льва.

— Здесь, в буром угле? — сказал Пошка-младший. — Ну, знаете, все это маловероятно. Но пока я стоял, подстерегая его, — продолжал он свой рассказ, — что-то защекотало мне живот, и я почувствовал, что меня обвивает какое-то растение. А когда захотел уйти, оказалось, что я уже накрепко связан, и с большим трудом я сумел отправить письмо бутылочной почтой.

— Надо отметить, что опыт прекрасно удался, — вставил профессор Барбабьянка. — Он блестяще доказал способность моего растения быстро все оплетать и, как вы можете сами убедиться, всегда слева направо.