Текелински - Печальный лес

На самой нижней ветви сидел Сокол, а вокруг ветви обвивала змея, положив свою голову на лапы Сокола. Картина, – достойная кисти художника! Необычность этой картины, дополняла копошащаяся под древом свинья. Тишину нарушил троекратный крик пасущегося неподалёку дикого осла.

Вот это компания, проговорил вполголоса Мати… Подойдя ближе, они встали, как вкопанные, открыв рты. Сокол первым их заметил, и повернувшись, словно во сне, заговорил человеческим голосом.

Здравствуйте! Я – Гордый Сокол, а это моя подруга, – Мудрая змея. Под древом Хавронья. Осла зовут Фёдор. Где-то загуляла волчица «Молочная», скорее всего к вечеру приковыляет. Не Великое ли древо вы ищете?

Не в силах сказать ни слова, Мати и Антеро стояли молча, вертя своими головами и оглядывая по нескольку раз эту дивную картину.

Да…Выдавил Мати… И держась одной рукой за рукав Антеро, второй вытер пот со лба. Вы кто? Вдруг вылетело из его уст.

Мы, – хранители «Великого древа» … Каждый из нас олицетворяет собой определённое свойство природы. А какое именно, каждый решает сам. Свойство – вещь не очевидная. Такая же не очевидная, как всякая причина, что наделяется определённостью только наблюдателем, или созерцателем. Мы же, когда собираемся вместе, олицетворяем полноту здешней природы, и всех её свойств. По отдельности же, не несём ничего конкретно-определённого. Ибо только по отношению друг к другу, нами воплощается целокупность природы мироздания. И её «тело», представляющее действительность, становится полным и гармоничным. – Как «пошло-возвышенным», так и «отвратительно-прекрасным» воплощением , то есть – жизнью.

Не всякому путнику дано отыскать это древо в «Печальном лесу», а уж застать здесь нас, да ещё и всех вместе, вообще крайне редкое явление. И если мы с вами встретились здесь, то это определённо – проведение. Скорее всего, вы, не осознавая того в полной мере, долгое время ищете ответы на вопросы, терзающие ваши сердца. Но ответы эти, может дать вам только само ваше сердце. Ибо только его мудрость – безгранична! Уповать же на разум, с его рационально-аналитическими воззрениями, всё равно, что уповать на топор, при изготовлении «веретена».

Змея вдруг подняла голову, и что-то прошипела невнятно. Сокол, повернувшись, проговорил почти про себя: Воистину, невероятное явление! Вот и Волчица «Молочная» пришла. Через поляну бежала ослепительно белая волчица. Увидев гостей на поляне, волчица сверкнула своими ярко зелёными глазами, и прилегла возле древа, рассматривая гостей. Здравствуйте, робко проговорил Мати…Волчица молча повернулась к Соколу.

Она не говорит на человеческом языке, сказал Сокол. Она вообще не разговаривает, но все мы её понимаем. Она в совершенстве владеет телепатическими способностями. Но для того, чтобы научится её понимать, надо провести с ней не меньше десятка лет. Язык телепатии самый сложный язык в мире. И здесь требуется продолжительная практика. Ведь даже сильно любящие друг друга люди, начинают чувствовать мысли и чувства друг друга, через достаточно продолжительное время. Расшифровывать вербальную речь, и речь телепатическую, всё равно, что читать телеграфные послания в первом случае, и осмысливать послания, переданные музыкой, во втором.

Уважаемый Сокол, вдруг заговорил Антеро. Мы искали «Великое древо», чтобы понять жизнь, и разрешить наши вопросы. Да…, согласился с ним Мати, и добавил; и найти Илию, нашу подругу, что пропала без следа где-то в этих окрестностях.

Змея и Сокол посмотрели друг другу в глаза, и показалось, что будто ухмыльнулись. И Сокол сказал: Понять жизнь может только – далёкий от жизни… Только способный созерцать жизнь, как нечто отдельное от себя, мог бы понять и осмыслить эту жизнь. Вам же этого – не дано. Ибо вы сами есть жизнь. Как не дано уху услышать свои молоточки, или глазу увидеть собственную десницу, так вам не дано познать собственную жизнь. И вы терзаете себя не состоятельными вопросами, сродни тем вопросам, которыми часто задаются, либо детские сердца, только ступающие на путь познания, либо слишком углублённые, доходящие до абсурда, натурфилософы. – Вопросами, невозможными для своего разрешения… Те, что ищут «последнюю инстанцию Вселенной», или пытаются достигнуть конечной точки анфилады, уходящей вдаль, зиждущейся на вопросах «Зачем?» и «Почему?». Эта «анфилада» висит между поставленными друг против друга, зеркалами. Она и есть сама жизнь, и искать её причину, пытаться понять её, всё равно, что пытаться расколоть, словно грецкий орех, собственную голову. Зная, что всё равно там ничего не найдёшь для понимания, как только сгусток жироподобной субстанции.

Это древо, на самом деле, некие ворота в другую реальность, – в мир чистого искусства! А мир искусства, как известно, настолько же широк и безграничен, насколько широк и безграничен мир обыденного феномена, – мир чистой реальности.

Что же касается вашей подруги, Илии, мы действительно встречались на этой поляне, и я, и мои сотоварищи, были не мало удивлены её прозорливым умом. При всей нашей умудрённости, мы даже кое чему научились у неё. Она показала нам, что самая Великая мудрость таится в простоте, и в отношении к жизни, как к чему-то дарованному, чему-то, что надо пить мелкими глотками, утоляя медленно свою жажду. Если тебе дано бегать, как водомерке по глади поверхности воды, зачем тебе нырять? Если тебе дано парить под облаками как орлу, зачем тебе ходить по тёмным пещерам? Счастье уже лежит у тебя на хвосте, и только дух противоречия заставляет тебя искать что-то не свойственное тебе, тем самым смахивая его с хвоста, как пыльцу с крыльев бабочки, без которой она уже может забыть о данном ей природой, счастье.

Вот взгляните на Хавронью, что роет землю в поисках трюфелей, – самого сладкого лакомства для неё на земле! Кто убедит её в том, что она живёт несчастной жизнью? Посмотрите на Фёдора, что пасётся на поляне, поедая клевер, – самое сладкое лакомство для него. Или меня, упивающегося собственной гордыней, от осознания собственного величия…. И только Великая мудрость змеи, не позволяет ей болтать об истине и о вечном, она лежит на моих лапах, и проходящие путники лишь видят её сон. Но самая мудрая среди нас, это волчица. В ней слиты воедино злоба, доброта, и красота. Ибо она всецело живёт своими инстинктами, и никогда не размышляет ни о чём, тем более о собственной вине. И, благодаря всему этому, она никогда не делает ошибок. Ибо всякая ошибка, есть продукт размышления. То, что происходит по необходимости, не может быть ни ошибочным, ни неправильным. И всякий оценщик здесь – глупец!

За разговором никто не заметил, как в дупле «Великого древа», появился бело-голубой свет, напоминающий лунный. И только осёл протяжно закричал на своём ослином языке.