Льюис Кэрролл - Сильвия и Бруно

«А ведь это же был его соперник! — подумал я. — Человек, отнявший у него сердце любимой женщины!»

— Солнце садится! — сказала леди Мюриэл. Она встала и, подойдя к окну, распахнула его. — Нет, вы только поглядите на этот закат! Боже, какие очаровательные розовые и сиреневые цвета! Завтра наверняка будет прекрасный день… — Мы подошли к ней и тоже встали перед окном, негромко переговариваясь, как небольшая группа статистов, чтобы не побеспокоить главного героя, то бишь больного, который что-то говорил настолько слабым голосом, что невозможно было разобрать ни слова.

— Он опять бредит, — прошептала леди Мюриэл, подходя к постели больного. Мы подошли к нему; но это оказалась совсем не горячка. « Чем я смогу воздать Господу, — шептали дрожащие губы, — за все те благодеяния, которые Он сотворил мне? Я принимаю от Него чашу спасения и взываю… взываю…» — При этих словах память отказалась повиноваться больному, и его голос печально умолк.

Его жена опустилась на колени, взяла его руку, прижала к сердцу и принялась покрывать ее поцелуями — эту исхудавшую бледную руку, слишком слабую, чтобы отвечать ей… Я воспользовался этой печальной возможностью, чтобы поскорее выйти, не попрощавшись с леди. Кивнув Графу и Эрику, я молча вышел из гостиной. Эрик нагнал меня на лестнице, и мы вместе вышли. На улице властвовала ночь.

— Как по-вашему: это Жизнь или Смерть? — спросил я его, когда мы отошли достаточно далеко и обитатели дома не могли нас слышать.

— Жизнь, конечно, Жизнь! — взволнованно воскликнул он. — Доктора на сей счет вполне согласны друг с другом. Все, что ему теперь нужно, говорят они, — это отдых и полный покой и, разумеется, хороший уход. И здесь его как раз ждут отдых и тишина, а что касается ухода, то… — тут он попытался скрыть внезапную дрожь в голосе, переходя на шутливый тон — …то на этой квартире его ждет такой уход, что лучше и пожелать нельзя!

— О, не сомневаюсь! — отозвался я. — Весьма признателен вам за столь обстоятельный рассказ! — И я, думая, что он сказал мне уже все, что хотел, протянул Эрику руку и пожелал спокойной ночи. Он отвечал мне крепким пожатием, а затем, отвернувшись, добавил:

— Кстати, я хотел вам сказать еще вот что. Я думаю, вы и сами поняли, что я… я… ну, не слишком горячий приверженец христианских взглядов. По крайней мере, так было прежде. Но теперь все так странно изменилось. Знаете, она молилась! И я тоже. И… — Его голос опять дрогнул, и я смог разобрать только последние слова: «Бог слышит всякую молитву!»

— Теперь я убедился, что это правда. — С этими словами он опять пожал мою руку и, быстро отвернувшись, ушел. Мне никогда еще не доводилось видеть его таким взволнованным.

Я неспешно побрел домой в густых сумерках, охваченный целым роем радостных мыслей: мое сердце, переполненное счастьем и благодарностью, готово было вот-вот вырваться из груди… Все, о чем я так долго мечтал и просил в молитвах, кажется, наконец-то исполнилось. Правда, я горько упрекал себя за то несправедливое подозрение, которым так необдуманно оскорбил верное сердце леди Мюриэл, но потом успокоился: ведь это была всего лишь мимолетная мысль…

«…Нет, конечно же это не мог быть Бруно!» — подумал я, поднимаясь в темноте к себе наверх и не остановившись, чтобы зажечь свет, ибо я помнил, что оставил у себя на столе зажженную лампу.

Но, войдя в комнату, я понял, что оказался не в обычном свете лампы, а в каком-то волшебном, завораживающем сиянии. О, это был куда более яркий, золотистый и густой свет, чем мерцание лампы! Он струился в комнату из окна, которого я прежде не замечал, выделяя группу из трех неясных фигур. Они с каждым мгновением становились все более и более четкими, и я узнал пожилого мужчину в королевской мантии, откинувшегося назад на спинке стула, и двух детей — мальчика и девочку, — стоявших по обеим сторонам от него.

— Ну как, дитя мое, у тебя еще цел тот Медальон? — спросил мужчина.

— О, конечно! — взволнованно воскликнула Сильвия. — А ты подумал, что я могла потерять или забыть его? — С этими словами она сняла с шеи ленточку, на которой висел Медальон, и протянула его отцу.

Бруно восторженно поглядел на него.

— Как красиво сверкает! — проговорил он. — Словно маленькая красная звездочка! А можно мне взять его в руки?

Сильвия кивнула, и малыш, подойдя к окну, поднял Медальон, чтобы полюбоваться им на фоне темного неба, густая синева которого так и искрилась от звезд. А через мгновение Бруно в восторге подбежал к сестре.

— Сильвия! Ты только посмотри! — воскликнул он. — Если поднести его к окну, через него видно небо. И он ни капельки не красный: знаешь, он такой сказочно-синий! И слова на нем совсем другие! Погляди сама!

Сильвия тоже была заметно взволнована, и дети вдвоем с жадным любопытством поднесли Медальон к свету и хором прочли проступившие на нем слова: «ВСЕ БУДУТ ЛЮБИТЬ СИЛЬВИЮ».

— Да это совсем другой Медальон! — воскликнул Бруно. — Неужели ты не помнишь? Совсем не тот, который ты выбрала!

Сильвия растерянно взяла Медальон и опять поднесла его к свету.

— Верно, он синий с одной стороны, — проговорила она, — а с другой — красный! Папа, а я-то думала, что их два! — воскликнула она, опять протягивая ему Медальон. — А это, оказывается, один и тот же!

— Значит, ты выбрала свою сторону, вот и все, — задумчиво заметил Бруно. — Папа, а Сильвия могла выбрать свою сторону, а?

— Да, дитя мое, — обратился мужчина к Сильвии, не обратив внимания на вопрос малыша, — это был тот самый Медальон, но — ты сделала правильный выбор. — Сказав это, он опять надел Медальон на шею девочке.

— «СИЛЬВИЯ БУДЕТ ЛЮБИТЬ ВСЕХ — ВСЕ БУДУТ ЛЮБИТЬ СИЛЬВИЮ», — пробормотал Бруно, привставая на цыпочки, чтобы поцеловать «маленькую красную звездочку». — Если ты посмотришь на нее, она будет огненно-алой, словно солнце, а если посмотришь сквозь нее, она покажется нежной и синей, как небо!

— Божье небо, — мечтательно уточнила Сильвия.

— Божье небо, — послушно повторил малыш. Они стояли рядом, взявшись за руки и глядя в лицо ночи. — Сильвия, скажи, пожалуйста, какая сила делает это небо таким ласково-синим?

Губки Сильвии шевельнулись, словно отвечая что-то, но звук ее голоса донесся откуда-то издалека… Видение почти исчезло, но мне показалось, что в самый последний миг уже не Сильвия, а ангел поглядел на него ее карими глазками, и голос ангела, а не Сильвии, прошептал: