Веркор - Сказки для горчичников

— Она в двух шагах отсюда. Можешь послушать.

Женщина-змея была змеей только наполовину, она одновременно и рассердилась, и восхитилась юношей, который дерзил ей прямо в глаза. Он был первым, кто не подчинился ее воле. Одно это могло вызвать жгучее любопытство. А тут еще, оказывается, какая-то стена поет лучше нее! Не может быть!.. И она поспешила за Ульриком вдоль крепостных развалин в самый конец рва, куда уже не доходила вода.

— Дальше мне не добраться, — сказала Женщина-змея.

— Я могу понести тебя, — предложил Ульрик и взял ее на руки. Он поднялся на каменный выступ, который возвышался надо рвом напротив самой высокой стены, оставшейся в старом замке. Теперь он мог бы сбросить Женщину-змею к подножью башни, но вероломная певица была так красива, что у него не хватило смелости. Он опустил ее на землю и крикнул, оборотясь к стене:

— О-о-о!.. О-о-о!..

И эхо тотчас повторило его крик:

— О-о-о-о!.. О-о-о-о!..

— Слышишь? — спросил Ульрик. — Так моя стена отвечает, когда я ее зову. Спой ей что хочешь — и она ответит тебе тем же.

Женщина-змея набрала в грудь побольше воздуха, а Ульрик живехонько заткнул свободное ухо глиной, чтобы не слышать, как она завела одну из своих песен без слов:

— До-ми-соль-до-соль-ми-до…

И, действительно, стена ей ответила:

— До-о, ми-и, со-оль, до-о, со-оль, ми-м, до-о…

Услышав эхо, Женщина-змея была так заворожена этим чистым, прекрасным звуком, который неодолимо влек ее к себе, что поползла вперед, отталкиваясь от камней змеиным хвостом. Потом она затянула другую песню, стена ей ответила, и снова властное эхо притянуло певицу, и она проползла еще немного вперед, навстречу колдовскому голосу. Так, начиная петь все новые и новые песни, прислушиваясь к отзвуку и повинуясь ему, она оказалась на самом краю выступа и соскользнув с камней, упала в воду. Выступ оказался так высок, что она лишилась чувств.

Ульрик кубарем скатился вниз, подхватил Женщину-змею и вынес ее на берег. Сейчас она показалась ему еще прекрасней, чем прежде. Но ведь он знал, что красота эта — просто приманка, что под ней скрыто сердце чудовища, он подумал о бедной лягушечке, двух несчастных пажах и о всех тех, кто может стать жертвой этой коварной приманки. Тогда он достал охотничий нож и, отвернувшись от оборотня, вонзил ему в грудь длинное лезвие. Он почувствовал под рукой страшное содрогание, змеиный хвост взвился в воздух и ударил Ульрика и плечо с такой силой, что он повалился на землю… Наконец, оборотень затих. Тело, такое совершенное, стало покрываться чешуей и плавниками; лицо, еще миг назад чистое и красивое, посерело и сморщилось; рот приоткрылся в злов ещей улыбке, волосы свернулись, как змеи, — и перед глазами Ульрика оказалось злобное существо, которое скрывалось под притворной красотой.

Ульрик вытащил из ушей комочки глины и кинулся разыскивать свой отряд. К счастью, послав на разведку двух пажей и видя, что никто не возвращается, остальные решили последовать мудрому совету старшего и ничего больше не предпринимать. Обнажив мечи, они во главе С Ульриком окружили развалины и одновременно со всех сторон через проломы проникли в замок. Первым делом пажи обнаружили тюремщиков — те, не слыша более колдовского пения, уже срывали друг с друга спасительные веревки. Разбойники схватились за оружие, но Ульрик с пажами не дали им опомниться. Раненые и на пуганные, стражники сдались и вскоре снова оказались связанными по рукам и ногам.

Покончив с последним из них, Ульрик спустился в темницу и освободил узников.

Какая была радость, какие объятия! Но время праздновать победу еще не пришло: через шесть часов должна была состояться свадьба Оттфрида и Зербины, и нельзя было терять ни минуты. Не мешкая, все, кроме трех пажей, оставшихся сторожить пленников оседлали лошадей, и во весь опор поскакали к городу. Ульрик надеялся быть там к утру.

А утром, в небольшом, скромном доме можно было увидеть старую женщину, счастливую, как принцесса, а в богатом дворце — юную принцессу, несчастную, как бедная старуха. Первой была матушка Батильда: наконец-то она увидела, что вода во всех трех колодцах стала прозрачной, как горное озеро, и поняла, что все три ее сына вне опасности; теперь она ждала их возвращения с нетерпением, но без тревоги. Второй же была принцесса Зербина: час от часу ее печаль росла, пока не сменилась отчаянием. На десять часов в самой большой дворцовой зале, которую называли тысячеколонной, поскольку бессчетное количество колонн поддерживало ее своды, была назначена свадьба принцессы с Оттфридом. Между тем пробило три четверти десятого, зазвонили колокола, фрейлины пришли одевать Зербину в свадебное платье, а ни один из трех братьев еще не объявился. На самой верхушке замковой башни самый маленький паж герцогского двора вглядывался в горизонт, надеясь увидеть облачко пыли из-под копыт коня, и каждые пять минут отвечал гонцам, которых посылала к нему Зербина:

— Нет, нигде никого не видать…

Пробило десять часов. Колокола затрезвонили по всему городу, и фрейлины повели принцессу в тысячеколонную залу, где священник готовился обвенчать новобрачных.

Тем временем Оттфрид приближался к дворцу. Черная повязка прикрывала его глаз, рыжая борода развевалась по ветру. Толпа приветствовала своего кумира. Однако Оттфрид был в скверном настроении: он не сумел открыть кладовые Великана-без-сердца и, чтобы успеть на свою свадьбу, вынужден был покинуть замок Ужасье с пустыми руками. В его разбойничьей голове уже роились планы мщения и убийства герцога. А сам герцог в эту минуту горевал не меньше, чем его дочь; тщетно искал он способ отложить ненавистную свадьбу Все было напрасно.

А трое братьев и паж Эльясен, проскакав целую ночь, подъезжали к Органду. Солнце стояло высоко над горизонтом, воздух был переполнен пением колоколов. Этот радостный звон сжимал сердце Альберика, и он все сильней пришпоривал лошадь; за ним по пятам скакал Ульрик, за ним — Людовик; последним следовал Эльясен в окружении остальных пажей. Альберик верхом взлетел по ступеням дворцовой лестницы и въехал под своды тысячеколонной залы в тот самый миг, когда священник, следуя обряду, задавал вопросы:

— Если кому-нибудь известны причины, по которым этот брак не может быть заключен, пусть немедленно огласит их — или молчит о них вовеки!

Ни звука не раздалось в ответ. Священник взял обручальные кольца и приготовился надеть их на пальцы жениха и невесты, когда на всю залу раздался громовой голос Альберика:

— Мне известны!

Тысячи глаз устремились к нему, и в мертвой тишине священник спросил:

— Вам? Кто вы такой? И что вы хотите сообщить?

— Меня зовут Альберик. и я хочу сообщить, — продолжал он, указывая на Оттфрида, — что этот человек — самозванец. Не он убил чудовище и не он должен жениться на принцессе, а я!