Любивое Ршумович - Двенадцать слонов

— Мы обещали проведать тётю, — сказали они хором.

Все стали упрашивать их остаться:

— Что вы, что вы!

— Ну, ну, ну!

— Как же так?

— Ещё рано!

— Тогда мы должны написать тёте письмо, — согласились Мика, Лука и Фердинанд.

Лука, как самый грамотный из них, сел писать.

«ДОРОГАЯ ТЕТЯ, — писал он хоботом, — МЫ ВСЕ ЗДОРОВЫ, ЧЕГО И ТЕБЕ ОТ ДУШИ ЖЕЛАЕМ. У НАС ХОРОШЕЕ НАСТРОЕНИЕ, ЧЕГО ЖЕЛАЕМ И ТЕБЕ ОТ ВСЕГО СЕРДЦА. А ВРЕМЯ МЫ ПРОВОДИМ ПРЕКРАСНО, ЧЕГО ЖЕЛАЕМ ТЕБЕ ТОЖЕ ОТ ВСЕЙ ДУШИ И ОТ ЧИСТОГО СЕРДЦА».

Сильвестр в это время разглядывал картинки на стенах и трубил:

— Ах, какие смешные картинки! У слонов дома таких нет. Смотрите, здесь нарисовано слонце!

— Не слонце, а сОЛнце, — поправила Барбара и принялась убирать посуду.

— Мы тебе поможем, — предложили слоны.

— Нет, нет, вы мои гости.

— Всё равно поможем, — сказали слоны.

— А вы не будете вести себя, как слон в посудной лавке?

— Но это же не посудная лавка, а твой дом!

— А наши бивни вовсе не для битья посуды!

И двенадцать слонов стали кидать хоботами посуду. Маленькие, средние и большие тарелки, расписные фарфоровые чашки, пузатый чайник, круглая сахарница, плоская солонка, высокие и низкие стаканы летели прямо в руки Барбаре, и она их складывала в буфет. Наконец на столе осталась лишь маленькая деньрожденная чашечка в красную полоску. Её подхватил самый маленький слонёнок Беньямин, и тут же чашечка выскользнула у него из хобота и полетела на пол! Ах! Но не разбилась — Феликс успел подставить своё большое ухо, и чашечка мягко скатилась ему под ноги.

— Ой, моя чашечка! — вскрикнула Барбара. — Вы её растопчете, раздавите, расколотите!

Двенадцать огромных слонов замерли. На полу между грузных слоновьих ног лежала крошечная хрупкая чашечка, и казалось, что это в лесу меж исполинских стволов светится белое голубиное пёрышко с красными полосками. Барбара осторожно протискивалась между этих исполинских ног-стволов, над которыми вместо крон нависали обширные слоновьи животы. Наконец она благополучно прибыла со своей чашечкой на другой конец комнаты к буфету.

— Ну, Фридолин, теперь спой Барбаре песенку, — сказал Сильвестр.

— Я плохо пою, — насупился Фридолин, — пусть лучше Беньямин споёт.

— Лучше я станцую на бутылке, — сказал Беньямин.

Барбара поскорей принесла бутылку с длинным, узким горлышком, и Беньямин ловко сплясал, переступая ногами, на тонком птичьем горлышке бутылки. Все ему громко аплодировали, а он важно послонился, то есть поКлонился, как в цирке. Но бутылка покачнулась, и Беньямин заверещал:

— Не могу, не могу больше! Снимите!

И одиннадцать слонов нежно подхватили его хоботами и осторожно сняли с бутылки. А потом они стали цепочкой, и каждый уцепился хоботом за хвост переднего. Получилась длинная слоновья вереница. Впереди хобот самого старшего — Якоба, сзади хвост самого младшего — Беньямина.

— Покажи нам свой дом, — пробубнил Августин, не выпуская хвоста Себастьяна.

Барбара повела своих гостей в кухню, в папин кабинет, в спальню. Толстая слоновья вереница, покачиваясь, вилась за ней. Они как раз топали мимо папиной кровати, когда Лука, самый толстый из всех слонов, поскользнулся и сел на кровать. Он промял между подушками такую глубокую яму, что Беньямин упал в неё и жалобно заойкал на самом дне. Слоны столпились вокруг ямы и вовсю хоботали, то есть хоХОтали.

— Ого, какая, оказывается, большая кровать у папы! — удивилась Барбара и протянула руку Беньямину, чтобы вытащить его из кроватной ямы. Но и сама тут же соскользнула на дно.

Тут уж слоны совсем надорвали животики от смеха.

А Барбара кричала им из ямы:

— Как вам не стыдно! Перестаньте смеяться! Помогите нам!

Тогда Августин, у которого был самый длинный хобот, подхватил Барбару и Беньямина и разом вытащил их из мягкой ямы. И они отправились дальше. Барбара привела их в свою комнату. Слоны сгрудились вокруг её белой кроватки. И Филипп спросил Якоба:

— Как же Барбара ухитряется поместиться в такой крохотной кроватке?

Барбара засмеялась и улеглась в кровать, чтобы показать Филиппу, как это просто — уместиться в своей собственной постели.

А двенадцать слонов слонились, то есть сКлонились над ней и стали раскачиваться. И вместе с ними мягко раскачивалась кроватка, а в кроватке качалась, убаюкивалась Барбара. Она закрыла глаза и пробормотала:

— Спокойной вам ночи, слоны. Приходите, слоны, в мои сны…

А двенадцать слонов продолжали раскачиваться, и мягко, мягко качалась Барбара в кроватке, и мягко, мягко, мягко качался весь дом. И двенадцать слонов тихо вышли из комнаты, и ещё тише, тише прошли по коридору, и тихо, тихо, тихо вышли из дверей, и ещё тише, тише, тише спустились по ступенькам, и совсем, совсем тихо, тихо, тихо вышли из дома, и медленно, медленно, медленно пошли по длинной, длинной, длинной улице…

В Т у рице под Т и товой Ужицей на ткацкую фабрику принято на работу тридцать котят. Давно замечено, что котята любят играть с клубками шерсти и делают это очень хорошо. С тех пор выпуск пряжи на фабрике заметно увеличился.

Когда-то у обезьян не было хвостов. Ну, нельзя сказать, чтобы вовсе не было. А только вместо хвостов росли у них зонтики. Пёстрые, блестящие. К тому же они раскрывались и закрывались. Когда шёл дождь, все звери мокли, а обезьяны раскрывали свои зонтики и сидели под ними. А в жару обезьяны дремали себе в тени под теми же самыми зонтиками.

И это было бы совсем неплохо. Можно сказать, замечательно. Но вся беда в том, что обезьяны живут в лесу.

А в лесу много деревьев.

А на деревьях много веток.

А многие из этих веток, особенно сухие, необыкновенно острые. Как шило или спица.

А все обезьяны обожают прыгать по деревьям.

А острые ветки уже в те времена любили цепляться за обезьяньи хвосты, простите, зонтики.

А зонтики обычно от этого рвутся.

И обезьяньи зонтики тоже рвались. Просто сладу с ними никакого не было.