Д. Мицкис - Бердолька Чарли и Гертруды Богранд

Чарли не ответил, поэтому Гертруда продолжила:

– Чарли. Это из-за того, что он…

– Он приходил.

– Что? – Гертруда опешила.

– Гробб. Он приходил. Несколько раз.

– Куда?

– Тебя не было. Бабушки тоже.

– Он был здесь? – Гертруда даже испугалась за брата. – Что он хотел?

– Давай не будем об этом. Ладно?

– Чарли! Не серди меня! Чего хотел Гробб?

– Уйди. Пожалуйста. – Чарли выхватил книжку «Мрачный Туман. Исследования чумных» и открыл первую попавшуюся страницу. Гертруда поняла: он только делал вид, будто читает. Не сказав больше ни слова, она вышла из комнаты.

«Молния» от Эдварда пришла, когда за окном уже потемнело – сезон Светлых Ночей заканчивался:

Привет!

Кристофер меня отчитывал как маленького! Весь день! Даже ма так не отчитывает:) Не мог написать тебе раньше – он только уехал. Надеюсь, ты готова? Буду у тебя минут через пятнадцать. Никаких цветных вещей! Только чёрный хитон.

P. S. «Молнию» в ответ не отправляй – я уже вылетел:)

Эдвард появился раньше; Гертруда только и успела надеть чёрный хитон с капюшоном, кеды и бейсболку. Над дверью шестого дома прозвенел колокольчик, и кукушка из часов над камином потребовала немедленно проверить, кто пришёл.

Чарли закрылся в своей комнате. Он ворчал, но Гертруда всё же предупредила его, что уходит. Попросила никому не открывать дверь. Кукушка напомнила, что приличные девушки так поздно не гуляют.

Экипаж «ОгненКолесн» бесшумно вёз Эдварда и Гертруду по улице. Они разговаривали обо всём и ни о чём. Будто вспоминали друг друга – как два родных человека. Нашли много общего: Эдвард тоже любил «бегать с мячом» (о футболе он никогда не слышал), любил кеды, а ещё пообещал как-нибудь сыграть на гитаре.

За ними следили три чёрных ворона, кот по имени Кот и два светлячка, которые забыли, что сезон Светлых Ночей подходил к концу. Какая-то женщина из окна дома позвала детей; мужчина и его спутница, взявшись за руки, гуляли по мостовой под зонтиком, который пел им серенаду; дама в пышном платье под лиловым хитоном выпрыгнула из экипажа и, счастливая, побежала навстречу своему кавалеру.

Через час Эдвард и Гертруда были на месте.

– Теперь осталось подождать, – произнёс Эдвард, когда они с Гертрудой вышли из экипажа на Площади Трёх. Они остановились у фонтана трёхглавого дракона, из каждой пасти которого вырывались струи огненной воды. Только теперь головы дракона были опущены, будто спали. В это время Площадь Трёх казалась пустынной: экипажи разъехались по городу в ожидании развода мостов. С крыш домов, освещённых мягкой подсветкой, на прохожих уже не смотрели статуи ангелов. По брусчатке, освящённой уличными фонарями, медленно прогуливались девушки в чёрных хитонах с масками на лицах. Они посматривали на высокую башню с часами. К площади подходили ребята в таких же чёрных хитонах и масках. Гренадёры в красных хитонах отворачивались, будто старались никого не замечать. Они прогуливались у Бумажных Ворот, где вывешивались указы для всеобщего обозрения.

– Полночь. Концерт будет прямо здесь? – Гертруда не могла представить, где может состояться «грандиозный концерт», о котором говорил Эдвард.

– Нет-нет, здесь всё начнётся . Никто не знает, где и когда состоится концерт. Пока известно только, что это будет сегодня. Надень маску – и сейчас всё увидишь. – Эдвард достал из рюкзака две маски. Одну из них передал Гертруде. – Смотри!

Большая стрелка часов медленно подходила к цифре «XII».

БОМ! Фонари озарились зелёным светом. БОМ! Из пастей дракона полилась зелёная вода. БОМ! Теперь зелёная вода лилась из пастей фонтанов вокруг Площади Трёх – мыши, быка, тигра, кролика, змеи, лошади, овцы, обезьяны, петуха, собаки и свиньи. БОМ! Из переулков на площадь выходили сотни ребят в масках и чёрных длинных хитонах. БОМ! Вокруг звучали аплодисменты и радостный смех. В небо взмыли зелёные и красные искры. БОМ! Площадь наполнял голубоватый дым, со всех сторон звучал треск появляющихся конвертов с «молниями». БОМ! Расправив чёрные крылья, многие собравшиеся взмыли в небо. Те, кто остался на площади, весело толкались. БОМ!

– Началось? – Гертруда прижалась к Эдварду, держа в руке свой дымящийся конверт.

– Да! – Эдвард спешил, уводя её за собой. – Теперь осталось понять, где откроется трактир «Без названия».

Они побежали по маленькой спящей улочке – вдоль пустых витрин и закрытых лавок. Пробежали через двор, оказавшись в Малом парке у статуи женщины, спрятавшей голову под закрытым зонтом.

Здесь стало заметно тише, только два ворона о чём-то кричали с ветки яблони.

Эдвард распечатал свой конверт:

Ты вступил в нашу игру. Следуй за подсказками.

Всю дорогу не снимай маску подлеца! Ты выбываешь из игры, если тебя поймают гренадёры. Прочитав первую подсказку, уничтожь послание. И торопись! «Пылающие жуки» выступят в 4 утра.

Там есть начало и конец,

Там путь к проклятиям открыт.

Несёт забвения глупец.

Он изгнан был. И не забыт.

– Тарабарщина какая-то, – сказал Эдвард, сжигая послания – своё и Гертруды (они были одинаковыми).

– Можно ведь со всеми пойти. Так будет быстрее.

– У нас с тобой одинаковые задания, потому что билеты на двоих. – Он достал из рюкзака «Свежую карту города». – И эти билеты – только первая часть задания. Вторую ещё нужно найти. Без неё мы не попадём на концерт.

– «Там есть начало и конец. Там путь к проклятиям открыт». Что это может значить? – Гертруда забралась на скамейку и прохаживалась взад-вперёд. На неё с дерева смотрела рыжая белка-летяга.

– Погоди, а как там дальше?

– Что-то про глупца. Он изгнан был и…

Гертруда остановилась, глядя на одну из яблонь. Яблоня смотрела на неё спелыми нетронутыми яблоками – будто подсказками. И ответ на вопрос сам собой прояснялся.

– Ты догадалась? – Эдвард обрадовался. Расправив чёрные крылья, он взлетел на скамейку к Гертруде. – Ну?

– Та яблоня. Самая первая. Мы до неё так и не дошли в Верхнем Саду. Название забыла. Вся история ведь началась там?

– Искушение и изгнание, – подхватил Эдвард. – Да. Яблоня была и началом, и концом. Полетели!

– Постой! Я никогда по-настоящему не летала!

– Полетели!

– Но…

– Я помогу. Доверься.

Это было самое чудесное, самое лучшее, самое необычное чувство в жизни Гертруды. Настоящее чувство! Свобода! Да! Она вспомнила это чувство!

Свет от фонарей превращался в маленькие яркие пятна, улицы – в длинные узкие ручейки, а Площадь Трёх – в огромный блестящий циферблат.

Город остался далеко внизу.