Алексей Олейников - Пламя изменений

Засуха! Колодцы пусты, земля разошлась жадными ртами трещин, умоляя о дожде, но с неба падал лишь беспощадный жар, и такое легкое детское тельце на руках – иссохшее, словно осенний листок…

Пожары! Валятся вековые деревья, объятые огнем, пылают леса, тлеют торфяники, и бьют в небо огненные факелы нефтяных скважин, черный дым струится над тундрой и пустыней.

…Гибнут люди, звери, растения, мир содрогается, и встают над белоснежными куполами атомных станций ядовитые грибы багровых облаков.

…Твари мчатся по пустошам, глаза их пылают желтым огнем, на горбатых спинах дыбится серебристая шерсть, и нет пощады никому, кто окажется на пути Стаи.

…Семь звезд горят в этом мире – каждая в собственном замке, в каждой из них – зерно гибели мира, всесжигающее пламя, которое так ей знакомо.

…Белая башня на утесе, над ней клубится грозовая туча, а к ней катится вал того же пламени. Ветер, вода, земля и воздух встают на пути этого огня, молнии пронзают огненные смерчи, но не могут остановить всепожирающее пламя.

…Блистающий золотом зал, барельефы на стенах – битвы, охоты, пиры загадочных существ, совсем не похожих на людей, сотни обнаженных мечей, висящих на цепях под сверкающим потолком, и в центре зала – круг из серых валунов, грубых, темных, страшных. Ветер бьет оттуда – ледяной, чужеродный ветер, в круге пустота, но пустота живая, она тяжко ворочается, вздыхает, пробует студеными языками камни.

И рядом с этими камнями чья-то пылающая тень, она почувствовала ее прикосновение, взгляд искал ее – острый, безжалостный, он знал ее. Он потянулся к ней…

Девушка отлетела к стене, судорожно замахала ножом:

– Что вы… кто вы… уйдите!

Она сползла по стене, рядом возник теплый бок, рычание, полное ярости – Тоби пришел ее спасать.

– Я не враг тебе, Дженни.

– Не называйте меня так! – Девушка подняла глаза, смахнула слезы, закипевшие в уголках глаз. – Я Джи, просто Джи! Не надо мне ничего показывать, я не имею никакого отношения ко всем этим ужасам! Я ничего не знаю.

– Кольцо в твоем рюкзаке – одна из семи печатей Фейри, в ней заточена одна из владык туата – Маха – повелительница мечей, Маха жестокосердная, – старик будто ее не слышал. – Кулон на твоей шее – последний подарок твоих родителей, эта вещь куда больше, чем кажется: это надежда, что когда-нибудь ты их отыщешь. Зверь у твоих ног – антагонист ледяной химеры, магический проводник. Неужели ты думаешь, что он следует за тобой просто потому, что ты его купила в зоомагазине?

– Перестаньте… – попросила Джи. – Я не хочу вас слушать. Уйдите, я не верю…

– Моим языком с тобой говорит весь мир, – Мирддин был безжалостен, он стоял на месте, но казалось, что с каждым словом его тень все больше нависает над ней. Тоби прижался к полу, он не рычал – шипел, каждый мускул в его узком теле звенел как стальная струна. Слезы слепили ее, они никак не унимались, внутри как плотину прорвало, и все расплывалось, окружающее таяло, как сахар в стакане, она видела то, чего не может быть – искры бежали по шерсти Тоби, искры собирались в пламя, которое ее не обжигало. Маленький пламенногривый лев защищал ее…

– Ты спала, Дженни Далфин, и увидела во сне что-то, чего твое сердце не выдержало. Ты запретила себе помнить, ты захотела свернуть со своего пути…

– Уйдите… пожалуйста, просто уйдите! – Джи выронила нож, закрылась руками. Плотина трещала, за ней поднималась огромная волна цунами, которое несло с собой смерть и ужас. Она не хотела, она не могла этого помнить!

– Время приходит, тебе придется вспомнить, Дженни. Придется принять ту боль, которой ты страшишься, услышать все просьбы мира. В мире все слито – и боль, и счастье, и горе, и радость, нельзя отделить одно от другого. Имей мужество принять свою судьбу с открытым сердцем, верь в саму себя – и ты сможешь обнять своим сердцем весь этот мир. – Мирддин поднял свою суковатую палку. – Ты должна проснуться, Видящая!

– Я НЕ ВИДЯЩАЯ! – Крик вырвался из глубины, которая под сердцем, из самого нутра он рвался, переходя в рыдание и вопль, и цунами памяти замерло. А вопль не кончался, он длился и длился, уже не человеческий, неведомо какой зверь смог бы издать такой звук – она была как огромная полость, по которой тек гудящий воздух, она была колоколом и медной трубой органа. Этому звуку было мало места в комнате, и он раздвинул каменные стены, он выбил окна, сорвал и унес веселенькие занавесочки, он снес крышу и разметал стропила в щепки, выдрал половицы вместе с гвоздями, но Мирддин все еще стоял, заслоняясь рукой, уперев посох в дымящуюся землю.

– Довольно прятаться, Дженни, – сказал он. – Твои друзья нуждаются в тебе.

Вопль ее истек, истончился до сипа, девушка упала.

– Ухо-ди-те! – выдохнула она последний остаток воздуха, и его хватило, чтобы старик исчез.

Джи скорчилась, прижала к сердцу Тоби и замерла, чувствуя его тепло. Он был с ней, рядом. Он был с ней. Всегда.

В дреме она уже не видела, как над городком из облаков вынырнула крылатая тень, прошлась над деревней, закружилась над эпицентром чудовищного взрыва, разрушившего целую улицу, не слышала орлиного клекота над головой и звука приближающихся шагов.

– Что за девчонка, – сказал Роджер Брэдли, глядя на девушку. – Вечно она влипает в истории. Хорошо, что ты с ней, приятель.

Фосс поднял голову, щуря янтарные глаза.

Ты плывешь по темному тоннелю. Стены его сложены из кирпичей темноты, в каждый вброшена пригоршня золотых искр. Мягкая, но неодолимая сила влечет твою лодку все дальше, ты не можешь шевельнуться и тянешься одним лишь взглядом к одной из искр, которая сияет ярче остальных. Искра вспыхивает, разворачивается полотнищем света и накрывает тебя.

…Высокий зал, тяжелые гобелены на стенах – многослойная вышивка мерцает в солнечном свете, переливается золотом, серебром, лазурью, глубокими зелеными и красными тонами. Это охота, но охота удивительная – мчится по морю трав рыжий зверь, похожий на громадную кошку, а на спине его – маленькая фигура, вполоборота, и никак не разглядеть лица. А следом летят белые псы с багровыми глазами, они вырвались вперед, обогнали охоту – всадников, копыта их коней не касаются земли. Всадники скачут по воздуху, и возглавляет их воин с темным, будто обожженным лицом, на котором сверкают лишь глаза – как вставки драгоценных камней. Ты сидишь и смотришь на гобелен, но это не совсем ты – точно гостья в чужом спящем разуме. Не в силах поднять руки, повернуть голову, потому что это сон, не больше. Ветер овевает лицо, ты видишь светлую прядь перед глазами. Гобелен заслоняет фигура – огневолосый человек с ярко-зелеными глазами, в белых доспехах. На боку его приторочен узкий белый меч, человек подает тебе руку – узкую, холодную, но ты не принимаешь его руки, не понимаешь его слов. Он смотрит пристально, прямо в глаза, и ты сжимаешься, тебе страшно, ты падаешь обратно в темноту тоннеля.