Юрий Фадеев - Записки «русского азиата». Русские в Туркестане и в постсоветской России [Издание второе, измененное, добавленное]

Девочки ходили в школу в форме - коричневых платьях и чёрных фартуках, в праздники надевали белые фартуки. Платья носили с белыми воротничками и манжетами, в косы вплетали ленты и завязывали бантики. Несмотря на однообразие формы, «своих» девочек мы отличали без труда.

Мои сверстники были разными! Некоторые мальчишки были практичными уже в тринадцать лет. Помню Колю Игнатенко. Он подвёл меня к ящикам с водкой, её временно, дома в сенях, хранила мама – продавец и, поделился секретом. Водочные пробки в то время были картонными, сверху заливались сургучом. Коля медицинским шприцем отбирал из бутылки часть водки, взамен добавлял воду, затем с помощью сургуча аккуратно устранял следы. Водку «собственного разлива» он умудрялся реализовывать, впрочем, проблем с этим не было - водка в каждом продовольственном магазине продавалась на разлив, так что «левая» водка была востребована. Но этим он не ограничивался. В хозяйстве у них было множество кур. Одни несушки клали яйца в курятнике, другие предпочитали большой ворох соломы в углу двора. Яйца, собранные в соломе, Коля припрятывал, а затем оптом, со скидкой, продавал. Так он обеспечивал себе полную независимость в карманных деньгах. Однако подпольного цеховика из Коли не получилось, по слухам, он стал шофёром.

В те времена в небольших городах большинство семей занимались подсобным хозяйством – иначе трудно было выжить. Сажали картошку, держали коров, кур, уток, выращивали свиней. Мы, дети, принимали в этом самое активное участие, а для души многие из нас разводили кроликов и голубей. Я прошел через всё это и не жалею. Помню, как поднимал в небо стаю своих голубей, следил за их полётом и восхищался кувырками «вертунов» - особой породы голубей. Если голубятник замечал в небе чужую отбившуюся пару, он тут же поднимал своих любимцев. Чаще всего чужие голуби присоединялись к большой стае и затем вместе опускались на голубятню. Как правило, они приживались на новом месте, но если находился хозяин, то их возвращали за небольшой выкуп - таковы были правила.

Абстрактное представление о странах мира нам давала география. Конкретное представление ассоциировалось с незабываемыми кинофильмами. Пятисерийный фильм «Тарзан» взятый в качестве трофея в Германии - с Африкой, «Робин Гуд» - с Англией, «Три мушкетёра» - с Францией, фильмы «Бродяга» и «Господин 420» - с Индией. Первые индийские фильмы с участием Раджа Капура и Наргиз, а так же песни из этих кинофильмов навсегда остались душе.

Так получилось, что по линии мамы я познакомился с дедушкой, тётей и двумя дядями только в четырнадцать лет. Все они были порядочными и трудолюбивыми людьми. Дед, как я уже отмечал, был из семиречинских казаков. Дядя – Иван Михайлович единственный в многодетной семье получил высшее образование, окончив Алма-Атинский зооветеринарный институт. По направлению попал в Киргизию и когда «встал на ноги», подтянул к себе из Семипалатинской области (село Самарка) родителей, брата и двух сестёр – в том числе мою маму. Мама, Широкова Евгения Михайловна, безвременно ушла из жизни в 1942 году, когда мне было три года от роду. Она - душевная боль сына, рано утратившего любовь и заботу самого близкого человека, её благотворное влияние я ощущаю всю жизнь. К памяти мамы я обращаюсь отрывком из стихотворения поэтессы Марии Волковой [40] М.В.Волкова (1902-1983) - русская поэтесса, эмигрантка, родилась в семье офицера Сибирского казачьего войска. Стихи Мари Волковой включены в известные антологии эмигрантских журналов. :

В Нарыне, до восьмого класса, я обитал в хулиганской среде, которая плохо отразилась в будущем для некоторых моих друзей. Между тем у Бога, в отношении моего хулиганского детства были свои планы. В середине восьмого класса из сурового высокогорного Нарына мы переехали в жаркую Ферганскую долину – город Кара-Су. Позитивная аура в школе и нормальные друзья спасли меня от криминала. И всё же, моя нарынская хулиганская юность однажды аукнулась. Прошло время. Я окончил школу, изменившись до неузнаваемости и в плане отношения к учёбе и в плане отречения от своих негативных замашек и стал студентом. В 1961 голу, будучи на летних каникулах я приехал во Фрунзе навестить дядю с тётей - Ивана Михайловича и Ларису Петровну. У кассы кинотеатра «Ала-Тоо» мне встретились два нарынских знакомых из числа старших «товарищей». Состоялся следующий диалог:

- Юрка, ты что ли? Здорово! Сколько лет, сколько зим! – и мы обменялись рукопожатиями.

- Откуда, чем промышляешь?

- Я студент, сейчас на каникулах!

- Понятно «студент», кликуха что ли? Сколько отмотал до «каникул»? И они самодовольно заржали.

- Да нет, я в натуре студент!

- Хорош заливать! Кстати твои дружки, - и один из них стал загибать пальцы, перечисляя их нескладную судьбу. Однако мне нечего было добавить к сказанному и тогда они подвели итог:

- Получается ты один у нас «студент» - ну, ну! – и они иронически улыбаясь, пошли прочь с обидой и с полной уверенностью, что я им просто не доверяю.

Однако снова вернёмся в Нарын и детство. Помню однажды с мальчишками мы ходили смотреть на снежного барса. Зверь был пойман киргизом-охотником и находился у него во дворе. Царь Тянь-Шанских гор обреченно лежал на боку, связанный арканом (волосяной веревкой). Мне стало его жалко. До сих пор помню его печальные глаза, которые он щурил на любопытных.

Летом мы гурьбой ходили в горы, в живописные ущелья, собирали черную смородину, кисличку, костянику. А чаще просто так под кроны тянь-шаньских елей и зарослей рябины, к хрустальным, холодным ручьям с водой от которой ломило зубы. А вот купаться было негде. Нарын берет исток в горных ледниках, это река бурная, холодная и опасная. В одном из более-менее подходящих мест мы пытались купаться но, проплыв по течению метров тридцать - пятьдесят выскакивали на прибрежные камни как пингвины - ощущение было такое будто тело, от ледяной воды, покрывалось маленькими жгучими пузырьками.

В то же время, на краю пограничной части, за глиняным дувалом, имелся искусственный водоем для купания лошадей. Там вода прогревалась, и купаться было комфортно. Лошадей к тому времени уже не купали и поэтому мы упорно стремились туда. При этом одни офицеры сочувствовали нам и закрывали глаза на проникновение в военную часть, а другие, усматривая нарушение, направляли к нам наряд солдат, от которых мы скрывались бегством.