Юрий Фадеев - Записки «русского азиата». Русские в Туркестане и в постсоветской России [Издание второе, измененное, добавленное]

У нас не было Дворца пионеров или, как сейчас, «Дома творчества юных». Но какие-то кружки работали в школе, а секция авиамоделизма размещалась в небольшом помещении в ряду убогих хозяйственных построек. Туда набивалось человек пятнадцать. Я отдавал предпочтенье детской спортивной школе, но в межсезонье, ранней слякотной весной, в отсутствии спортивного зала, тоже собрал пару планеров. Планеры изготавливали из сухих стеблей чия — местного кустарника. Более тяжелые модели делали из заготовок, которые нарезали из сломанных лыжных бамбуковых палок. Опытные авиамоделисты собирали модели самолетов с миниатюрными бензиновыми моторчиками. Откуда что бралось на краю страны, когда не прошло еще и десяти лет со времени окончания войны! В том числе и этим и отличалась забота о подрастающем поколении в отличие от нынешней эпохи вырождения. Помню, к нам наведывался кучерявый, небольшого роста старшеклассник по кличке «абиссинец». Он всегда развлекал нас хохмами и анекдотами.

В начале 50-х годов в Нарыне случались перебои с хлебом. Люди становились в очередь с вечера, дежурили всю ночь. Но когда привозили хлеб, всегда находились те, кто пытался пробиться без очереди – возникали споры и драки. До сих пор помню ту желанную, запашистую, теплую буханку черного хлеба.

Там же, впервые столкнулся с необъяснимым явлением, которое поколебало моё представление о всеобъемлющем материализме. На подъёме стопы у меня была большая бородавка, которая приносила много хлопот, поскольку шнурками обуви я натирал её до крови. Как-то мы тусовались на стадионе, и я поехал по кругу на велосипеде приятеля. Ехал «через раму» так как на седле не доставал до педалей. Увидев в траве небольшую кость, я остановиться, взял её и потёр бородавку со словами - как меня научили: «Как ты кость пала, так и пади моя бородавка!». Вскоре от бородавки не осталось и следа. Кстати второй раз нечто подобное случилось лет через двадцать. У моей, в то время кормящей жены приключился мастит груди. Ничто не помогало. Грудь опухла, она мучилась от боли, потеряла сон. Кто-то порекомендовал обратиться к одной бабушке. Вернувшись от неё, она легла и проспала всю ночь глубоким сном. Наутро – «всё как рукой сняло».

В памяти день 6 марта 1953 года. Утром, во время урока, неожиданно распахнулась входная дверь, и какая-то девочка со слезами на глазах объявила: «Сталин умер!». Это вызвало полное смятение даже в наших неокрепших душах. Стояли пасмурные дни. Родители ходили понурые, разговаривали вполголоса, на рукавах верхней одежды носили траурные повязки.

Почти пять лет прожили мы в «столице» Тянь-Шаня. Через два-три года, как и большинство русских подростков, я свободно говорил по-киргизски, а мой приятель Витька Сороковых даже киргизов удивлял чистотой произношения и мог спеть песню на киргизском языке. Киргизская молодежь, общаясь с русскими, в свою очередь овладевала русским языком. Некоторые учились в нашей школе. Знание языка однажды здорово пригодилось нам. Как-то на рыбалке, километрах двадцати от города мы, трое подростков, расположились на ночевку в пещере. Пещера располагалась на скальном склоне между деревянным мостом, имевшимся «Чертов мост», и подошвой склона, откуда река, за многие века размыв горный хребет, вырывалась в межгорную долину, где мы и рыбачили.

С моста, в узкой гранитной расщелине была видна вода, которая бурлила настолько глубоко, что не было слышно шума. Иногда, стоя на мосту, мы бросали большие камни и наблюдали, как долго они летят вниз. Бытовала история, что в давние времена смелый джигит, уходя от погони, преодолел эту расщелину на коне именно в том месте. По нашим прикидкам, это было вполне реально. Рядом, на отвесной скале, темно-коричневой краской была нарисована зловещая рожа черта.

За мостом, вверх по течению реки, вдоль обрывистого каньона, пройти было невозможно. Оттуда всю первую половину дня стая за стаей дикие голуби летели на кормежку в долину. Через три десятка лет на этом месте будет построена плотина Ат – Башинской ГЭС.

В одну из ночей в пещере, под завывающие порывы ветра, нас – трёх подростков охватило необъяснимое беспокойство и тревога. Успокоиться не получалось, несмотря на то, что в этой пещере мы ночевали не в первый раз. В голову лезли всякие страхи вплоть до появления снежного человека. В панике мы покинули наше убежище и отправились к одинокой юрте с загоном для овец, находившейся в километрах в двух. Каким-то чудом, в темноте вышли к юрте. Вначале, с лаем, нас встретили собаки, а затем вышел мальчик-киргиз наш ровесник, с которым мы быстро нашли общий язык. Он гостеприимно пригласил нас в юрту и представил бабушке, объяснив, откуда мы свалились в столь неурочный час. Родителей в тот вечер не было - они были в отъезде.

И вот, после всех передряг, мы сидим у очага на кошме — войлочном покрытии из овечьей шерсти, свернув ноги калачи ком, как принято у киргизов. Алые комья кизяка в очаге излучают уютное тепло. На таганке попыхивает закопченный чайник. Нас угостили чаем с молоком и боорсоками — национальной выпечкой. Мы поделились запасами конфет и пряников.

Вскоре ветер утих, небо прояснилось, через «тюндюк» юрты нам подмигивали звезды, но усталые и умиротворенные мы крепко спали. Утром ярко светило солнце, от вчерашней тревоги не осталось и следа. На завтрак наша троица с аппетитом уплетала лепешки и каймак — домашнюю сметану, а затем с благодарностью рассталась с простыми добрыми людьми приютившими нас. Как бы сейчас хотелось увидеть этого мальчика, теперь уже аксакала, напомнить ему тот случай и еще раз от души выразить ему благодарность!

В Нарыне я впервые встретил дунган — трудолюбивый народ, который исконно занимался земледелием. Благодаря дунганам на местном базаре всегда были овощи. Мужчины дунгане в одежде ничем не отличались от местных жителей. Другое дело женщины, те всегда носили своеобразный красочный национальный наряд. Дунгане, несмотря на малочисленность (в настоящее время в Киргизии их около 40 тысяч, а всего в странах СНГ около 70 тысяч), сохранили свою национальную идентичность, язык, письменность, культуру и традиции.

Однажды, в шестом классе, в праздник 7–го ноября, мы три дружка – Толик Бражников, Кумаш Насыржанов и я, вечером забрели к Толику домой. Родителей не было. Помню, он разогрел на сковородке вареники с картошкой, а затем предложил выпить бражки, которая бродила в алюминиевой фляге. Раньше я не пил спиртного, но праздник есть праздник и мы решили по примеру взрослых приобщиться к нему по-настоящему. Для этого немного выпили противной бражки и отправились в центр города. Праздничного народа там было предостаточно. И тут, у кого-то из нас возникла идея купить вина и продолжить «пир души». Мы наскребли какие-то деньги и вошли в магазин. Среди бутылок нас привлекла бутылка с вином необыкновенного зелёного цвета. Как оказалось, это был мятный ликёр, на который без содроганья, я не могу смотреть до сих пор. Мы взяли эту бутылку и отправились в сквер. Там, сидя на поваленном дереве, по очереди приложились к ней из горлышка. Неожиданно я опьянел так, что почти отключился. Все попытки моих более крепких друзей поставить меня на ноги были тщетны. Тогда они подхватили меня с двух сторон и поволокли домой. Придя к дому, открыли входную дверь и, увидев гостей сидящих за праздничным столом втолкнули меня в комнату. На мгновенье, я увидел сидящих за столом гостей и рухнул на диван, стоящий рядом. Очнулся утром. Только открыл глаза, как всё вокруг поплыло и меня тут же потянуло на рвоту. Мучился я не менее двух суток. С тех пор у меня устойчивая несовместимость организма с формулой спирта. Могу себе позволить только бокал красного сухого вина. Впрочем, мои друзья, став взрослыми, тоже не злоупотребляли спиртным. Анатолий, окончил Томский политехнический институт, а Кумаш - Фрунзенский политехнический.