Юрий Фадеев - Записки «русского азиата». Русские в Туркестане и в постсоветской России [Издание второе, измененное, добавленное]

В Нарыне каждый пацан знал - чем заканчивается этот «фокус», а тут… Моему однокласснику в медпункте срочно сделали перевязку, а я не знал - как загладить перед ним вину! Пришлось менять привычки. Два с половиной года учёбы в этой школе, и я забыл о хулиганстве и стал совершенно другим человеком, образно выражаясь «поменял кожу». Учёба и спорт стали моими приоритетами. Правда, сказалось отставание в математике, но на помощь пришел Витя Дудников — добрая душа. Мы с ним сидели за одной партой. Витя увлекался фотографией, у него был фотоаппарат «Смена». Часами мы просиживали с ним в тесном сарайчике - в его «фотолаборатории»: готовили растворы с проявителем и закрепителем, глянцевали и сушили фотки. Благодаря им у меня в альбоме хранится память о последних школьных годах более чем шестидесятилетней давности. Через полвека я нашел Витю - спасибо интернету! Витя, выпускник Новосибирского политехнического института оказался в Душанбе и, к сожалению, «чужой среди своих», живет там и поныне.

В Кара-Су я на себе ощутил, что такое культ хлопка - сельскохозяйственной монокультуры Средней Азии. Этот культ, как и всякий, имел уродливые признаки. Хлопку было подчинено все: экономика, карьера чиновников и даже образ жизни людей. Начиналост с того, что в конце лета в ход шла сельскохозяйственная авиация. Самолеты опыляли хлопковые поля химикатами для того, чтобы куст хлопчатника сбросил листья, обеспечив лучший доступ солнца к коробочкам для более быстрого их созревания. Затем круглая коробочка лопалась на пять секторов, в каждом из которых, природа сформировала белоснежное волокно с небольшими овальными семечками. Волокно созревало, просыхало, разбухало и, пучком ваты свисало из коробочки — это был так называемый хлопок-сырец, требующий сбора и дальнейшей обработки. В середине сентября, с началом созревания хлопчатника, начинался «вселенский ажиотаж». Газеты, радио, а с появлением телевиденья и телевиденье работали только на хлопок: бесконечные сводки о его сборе, итоги соревнования между хозяйствами, между районами, фотографии, интервью… И если сейчас карьерное положение российских чиновников зависит от сопричастности к партии власти и «правильных выборов», то тогда, в хлопкосеющих регионах - от итогов сбора хлопка.

До середины ноября закрывались вузы, техникумы, школы и профтехучилища — вместе с преподавателями всех отправляли «на хлопок». Школьники отбывали эту повинность за исключением младших классов. Предприятия также обязаны были отправлять «на хлопок» определенное количество людей. Даже военнослужащие Туркестанского военного округа привлекалась к сбору хлопка. Были случаи, когда наряды милиции останавливали рейсовые автобусы, принуждая пассажиров собрать некое количество хлопка. Сушили собранный хлопок, в том числе и на асфальтовых дорогах, а автомобили пускали по пыльным обочинам. А что, разве не было хлопкоуборочных комбайнов? Разумеется, были, но только ручная сборка обеспечивала высшее качество хлопка-сырца, который государство покупало у хозяйств по более высокой цене.

Перед «мобилизацией» на хлопок на школьной линейке каждому классу объявляли, в каком хозяйстве и в какой бригаде предстоит работать. Обычно это были близлежащие колхозы, куда нас возили на бортовых грузовиках. На месте каждому выдавали кусок грубого хлопчатобумажного полотна. Два его конца завязывались на поясе, два — на шее. Получался фартук с ёмкостью – как у кенгуру. В полусогнутом состоянии мы шли по полю, строго по рядам, вынимали из распустившихся коробочек волокно и складывали в фартук. Набрав килограммов семь-восемь, фартук опорожняли в свою кучку. После того как в ней скапливалось килограммов пятнадцать - двадцать, хлопок увязывали в тюк тем же фартуком, поднимали его на голову и несли к шейпану [41] Шейпан — специальное строение в каждой бригаде, в котором колхозники могли укрыться от солнца и непогоды, а во время отдыха пообедать, выпить чай, почитать газеты и послушать радио. , где стояли весы и была оборудована площадка для его дополнительной сушки.

Приемщик взвешивал тюк и отмечал вес в списке. За день работы каждый из нас обязан был собрать пятьдесят килограммов. Платили школьникам по 3 копейки за килограмм – то есть этот труд был сродни рабскому и мало ценился. Были у нас и рекордсмены, которые почти всегда собирали больше нормы, а иногда и более сотни килограммов. К ним относился Валера Жулейко — комсомольский активист из нашего класса. Ему, по истечению хлопковой компании, на школьной линейке, наряду с другими передовиками, всегда вручали почетные грамоты. Я лишь однажды, напрягшись «из всех сухожилий», себе на память собрал заветную сотню. Что касается Валеры - он был необыкновенно волевым и собранным человеком, по утрам бегал, упорно учился, окончил Ташкентский политехнический институт, там же работал в системе ВПК. К сожалению, его следы для меня затерялись.

За два с половиной месяца работы под палящим солнцем каждый из школьников собирал около четырех тонн хлопка, зарабатывая чуть больше ста рублей. При этом мы брали с собой из дому еду, изнашивали одежду и обувь. Неплохой бизнес делало государство, да и вороватые чиновники себя не забывали — стоит лишь вспомнить нашумевшие в свое время узбекские «хлопковые дела»… Но нас тогда, если что и беспокоило во время сбора хлопка, так это боль в пояснице. Все остальное было прекрасно, как сама юность!

В Кара-Су переработкой хлопка занимались два предприятия: хлопкоочистительный и маслоэкстракционный заводы. На «хлопзавод», как мы его называли, во время сбора урожая со всех колхозных полей вереницей ехали колесные трактора с четырьмя-пятью тележками, с высокими наращенными бортами гружеными сырцом. Там шла государственная приемка, а затем хлопок укладывался в огромные бурты прямоугольной формы длиной 20–30 и высотой метров шесть. Для предотвращения самовозгорания хлопка, на уровне земли в буртах проделывались вентиляционные галереи размером почти в рост человека. От атмосферных осадков бурты укрывались брезентом. Этот хлопок в буртах был сырьем для очистительного завода, который работал на нем почти до нового урожая: волокно очищалось от семян и отправлялось в Россию, в основном в Иваново — «город невест». Хлопзавод выбрасывал в воздух мелкие ворсинки хлопка, наподобие тополиного пуха. Они покрывали весь город и были повсюду — на земле, на крышах, на проводах.

Хлопковые семена служили сырьем для маслоэкстракционного завода, расположенного рядом с хлопкоочистительным. Между двумя заводами, на металлических опорах был проложен ленточный транспортер, по которому переправлялись хлопковые семена. Из семян получали хлопковое масло и хозяйственное мыло — эту продукцию нам показывали на экскурсии. Сейчас ни хлопзавода, ни маслозавода в Кара-Су нет – всё ушло в Китай в качестве металлолома. Землю, как и в России, разделили на клочки, но хлопок уже не выращивают, поскольку не могут конкурировать с Узбекистаном и Таджикистаном.