Наталья Кончаловская - Пионерский музыкальный клуб. Выпуск 2

— Хорошо поет Кяба-хан, но еще лучше она поет со своим мужем, Бибо,— раздался позади меня голос. Это был учитель Дзамбол, подошедший ко мне.— Пойдем к ним.

Оцепенение оставило меня, но очарование песни еще держало мое воображение, так трудно было расстаться с тем, что возникло во мне от слов этой простой, незатейливой песни.

В город я, конечно, не поехал. Целую неделю пробыл я в ауле, и каждый вечер старик Бибо и его жена Кяба-хан пели мне старые осетинские песни. Тут были и героические, и грустные, и свадебные. Пели и «Додой» и «Сидзаргас», пели и про храбреца Хазби, пели и «Башилта», еще с языческих времен вошедшее в быт Осетии увеселение,— своеобразный зимний карнавал, нечто вроду «коляды». Я слушал, вспоминал и даже сам подпевал иногда знакомые мелодии... но того, до слез щемящего очарования, которое охватило меня у плетня, когда я слушал «Муркита»,— уже не было.

Большую силу имеет песня.

Пришел ко мне однажды толстый конверт, весь обклеенный французскими марками. Когда я его вскрыла, оттуда посыпались рисунки, ноты, стихи и, кроме того, множество фотографий то смеющихся, то очень серьезных на вид мальчиков и девочек.

Конечно, первым делом мое внимание привлекли яркие рисунки, выполненные акварелью. На одном из них был изображен двухэтажный белый дом, стоящий в красивой горной долине. На заднем плане высились голубые, припудренные снегом горы и синели далекие леса. На другом рисунке мальчик в комбинезоне менял колесо у грузовика. На третьем — группа мальчиков и девочек несла красное знамя с серпом и молотом и, видимо, пела какую-то песню.

И на рисунках и на нотах я видела круглую печать, где французскими буквами было написано слово «Торжок». Что за притча? Почему на французском письме слово «Торжок»?! Откуда появилось во Франции название этого древнего, чисто русского города?!

Я стала внимательно читать письмо, приложенное к фотографиям и рисункам, и вот что узнала. Во время последней войны, когда фашисты оккупировали большую часть Франции, ее лучшие люди поднялись на борьбу с врагом. Коммунисты и все настоящие патриоты ушли в партизанские отряды, в части франтиреров. Многие из этих храбрецов погибли в фашистских застенках, лагерях и просто в боях. После них остались сироты — мальчики и девочки. И вот, чтобы спасти этих детей от бомбежек и воспитать их, двое коммунистов — педагоги Марселина Берто и ее друг Рамо — увезли их в горы Савойи, на юг Франции. Там, в горной долине, они нашли полуразрушенный сарай, сами, с помощью старших ребят, его отремонтировали и превратили в жилье: пристроили к нему столовую, классные комнаты, кухню. Рядом соорудили гараж, отыскали на автомобильном кладбище грузовик, уже

давно вышедший в отставку, и тоже сами, с помощью мальчиков, его отремонтировали и пустили в работу. Назвали они этот возрожденный грузовик «Последняя надежда». Когда колония уже просуществовала довольно долгое время, вдруг кто-то из ребят спохватился:

— Почему у нас нет никакого названия? Ведь нельзя же, чтоб мы жили безымянно.

— Давайте назовем себя «Свободная Республика Детей»,— предложил кто-то. Однако остальным ребятам такое «расплывчатое» название не понравилось. Вы помните, все эти мальчики и девочки были детьми погибших коммунистов, партизан, франтиреров. Поэтому все они с большой любовью и надеждой смотрели на Советский Союз, и все, что имело к нему отношение, их страстно интересовало. Иногда они получали советские иллюстрированные журналы, смотрели некоторые советские фильмы, и каждый раз это вызывало у них желание узнать еще больше о стране Советов. Поэтому, когда ребята начали обсуждать, какое же все-таки выбрать название для своей «республики», многие из них вдруг закричали:

— Русское название! Давайте выберем какое-нибудь русское слово!

И все подхватили:

— Правильно! Хотим дать русское название!

Побежали к начальнице — Марселине, которую все они звали Матерью.

— Мама, подскажите нам какое-нибудь подходящее для названия русское слово.

— Друзья мои, я просто в большом затруднении,— сказала им Мать,— сама я русского языка не знаю, и ничего не могу вам посоветовать. Погодите, может быть, какой-нибудь случай подскажет вам название.

Действительно, такой случай явился, но не случай, а человек. Это был французский товарищ, который довольно долго прогостил у нас, в Советском Союзе.

В день прибытия гостя в колонии были прекращены все работы и все занятия: ребята сбежались со всех сторон, каждый хотел пожать руку человека, который приехал из Советской страны, хотел расспросить его о том, что он видел у нас, послушать его рассказы. И, кроме того, колонисты хотели показать ему все, что они умеют: среди ребят были и танцоры, и певцы, и поэты.

И когда гость посмотрел их танцы, послушал их песни, он сказал:

— Вы поете и танцуете очень хорошо, и это напоминает мне мое пребывание в чудесном огромном лагере советских детей на берегу Черного моря. У них там есть катер, на котором они катаются по морю, а по вечерам они зажигают большой костер и, так же как вы, поют свои песни, танцуют вокруг костра и декламируют стихи своих поэтов.

— Как же называется этот лагерь? — закричали кругом ребята.— Скажите нам, мы хотим тем же именем назвать и нашу колонию!

Конечно, каждый, кто прочитает этот очерк, сейчас же подумает, что приезжий гость назвал «Артек» ?! Ничего подобного!

Француз запнулся, потер лоб и сказал:

— Называется этот лагерь у Черного моря... «Торжок».

Понимаете, он ошибся. Он, верно, проезжал Торжок, и в память ему запало название этого древнего русского города, а Артек, наоборот, забылся. И ребята кругом закричали радостно:

— Ура! Теперь у нас есть название для нашей колонии. Мы назовем себя Торжок!