Виктория Полечева - Тюльпинс, Эйверин и госпожа Полночь [litres]

Эйви поднялась по перекладинам к кровати, пересадила Крикуна на подушку, подскочила к зеркалу и впервые в жизни продержалась около него дольше пары мгновений. Да уж, после безумной ночи вид у нее был потрепанный. Эйверин быстро отыскала в шкафу плотные брюки и новую рубашку, оделась, собрала волосы в короткий хвостик и поспешила вниз.

На фоне черного сада мальчишка выглядел цветной кляксой: таким чужеродно ярким и светлым он был. Эйверин даже остановилась в дверях и прищурилась, словно увидела на дорожке само солнце.

– Ой, Эйви! – Мальчишка засиял и подскочил на месте, завидев подругу. – Ой, что это я улыбаюсь. У вас такая беда! Этот сад, наверное, был очень красивым!

– Это я виновата, Додо. У тебя не найдется еще цветов? – Эйверин спустилась по ступенькам и подошла к мальчику. Лицо его тут же помрачнело.

– Эйви, что с твоей губой?

– Я упала, Додо. Вот и поцарапалась. – Эйверин поспешно отвернулась к окнам дома.

– Знаю я, как это выходит, Эйви. Моя мама тоже иногда так падает.

– Додо, мне не нужно об этом говорить, пожалуйста.

– Это сделал господин?

– Да.

Из груди Додо вырвался горький вздох. Что мог он, сам слуга, против господина? Стоило ему хоть как-то ответить, как, ни в чем не разбираясь, отправят в Третий и его, и Эйверин, и всю его семью.

– Додо, мне очень нужно вернуть к жизни сад. Ты сможешь достать еще цветов?

– Конечно, Эйверин, конечно! – Мальчишка встрепенулся. – Я попрошу у госпожи! Ты начинай пока убирать эти, а я выгружу из телеги те, что привез, и добуду еще!

– Спасибо тебе, Додо. – Эйви коротко улыбнулась, но признательность ее не знала пределов. – Я буду тебя ждать.

Додо, улыбаясь во весь рот, кивнул и нервно подергал воротник алой куртки. Он стоял так еще несколько минут и глазел на Эйверин сквозь толстые стекла очков, пока девочка наконец не сказала:

– Ну, Додо, ты идешь?

– Ой, Эйви! Конечно! Конечно иду! – Додо подпрыгнул, врезался в свою тележку, уронил одну астру в глиняном горшке, но успел подхватить и поставить на место. Мальчишка потянул тележку к калитке, но Эйверин его окликнула:

– Подожди!

– Да? – Додо обернулся и взволнованно приоткрыл рот.

– Ты ведь обещал оставить мне эти цветы. Я высажу их, пока ты будешь ходить за другими.

– Ой, Эйви! Точно!

Додо принялся хватать цветочные горшки и расставлять их на тропинку. Эйверин поспешила ему на помощь. Наконец, когда на тележке осталась одна раскидистая глициния, Додо и Эйви одновременно потянули к горшку руки. Когда пальцы их соприкоснулись, обоих словно ударило током. Только девочка сразу отскочила, а вот Додо так и замер, улыбаясь и прижав ладонь к пузатому глиняному боку горшка.

– Я скоро вернусь, Эйви, – шепнул мальчишка и выкатил тележку за калитку.

А Эйверин не стала его окликать. Пусть увезет глицинию к себе, во влажную и светлую теплицу. Пусть никогда не коснется ее жадный туман.

Эйверин надела длинные перчатки и принялась убирать почерневшие цветы. Они рассыпались от малейшего прикосновения, и от них несло кислотой и затхлостью. Девочка усмехнулась. Наверное, такой запах должен быть у Бэрри. Удивительно: как у милой госпожи мог появиться такой сын?

– Эй, эй, ты, паршивка! – Господин Бэрри, легок на помине, высунул толстое лицо из окна второго этажа и смотрел вниз.

Девочка встала, покорно опустив голову и ссутулившись. Только вот ушибленная челюсть вновь заболела, а ладони сами сжались в кулаки.

– Ко мне скоро приедет гость. Нужно, чтобы кто-то подавал еду. Эннилейн слишком страшная и жирная для этого. Надоело ее пинать, она двигается чересчур медленно.

Эйверин закусила верхнюю губу: уж ей-то не знать, что стены в доме очень тонкие, Эннилейн сейчас точно слышит каждое слово. Но может быть, слушает она это не один год? Так почему же терпит? Почему не говорит ничего Даде? Госпожа добрая, она точно бы что-нибудь сделала.

– Да, господин, – прошептала Эйви.

– Что ты сказала?! Я тебя не слышу!

– Да, господин! – крикнула Эйверин и, не удержавшись, вскинула голову и посмотрела прямо в бесцветные глазки парня. Он дернулся и, стукнувшись головой о раму, сунулся обратно в комнату.

Эйви стянула с рук перчатки, пнула угол дома и, коротко взвыв от боли, вошла в прихожую.

С кухни доносился невыносимый грохот, будто вместо Эннилейн там колдовал духовой оркестр. Эйверин приоткрыла дверь и остановилась на пороге:

– Эннилейн, мистер Бэрри велел мне подавать ему еду.

Эннилейн опустила огромный тесак и надменно хмыкнула. Мол, подавай, если велел. Мне-то что.

– Я могу чем-нибудь помочь? – Эйверин сглотнула.

– Ты уже помогла чем смогла, – пробормотала кухарка, вновь обернувшись к плите, пышущей жаром. – Мало того, что госпожу расстроила… Мы весь день крутились рядом с господином Бэрри, я думала, что тебе можно доверить хотя бы цветы… – Эннилейн принялась рубить сельдерей на толстой доске с чрезмерным усердием. – Знала бы я, чего от тебя ждать, сама бы цветами занялась. Вон, слышишь? Карета остановилась. Иди встречать дорогих гостей.

– Я сам встречу, Эннилейн, – донесся голос мистера Дьяре из прихожей. – Эйверин, неси поднос с чаем!

– Вот дожила, а? Дьяре за кого-то заступается! – Эннилейн хлопнула себя по пышным бокам. – Вон там, в шкафу, бери голубой сервиз. Да не этот! Этот с цветами! Ты из ума выжила, с цветами подавать молодым господам?!

Эйверин, глубоко вдохнув и медленно выдохнув, достала голубой сервиз с золотой каймой и начала расставлять его на подносе.

– Так, – Эннилейн залила в заварной чайничек горячую воду, – ровно шестьдесят девять градусов. Он точно перепроверит, так что поторопись. Вода не должна остыть больше чем на два градуса, поняла?

Эйви кивнула и поспешила с подносом в большой зал. Она постучала в дверь и, когда оттуда раздался одобрительный окрик, вошла внутрь. Полумрак, который так ценил мистер Дьяре, теперь был безжалостно разрушен. Шторы, оборванные с колец, валялись на полу.

– Эннилейн не сказала тебе, девочка, что я не переношу тьмы? Что она утомительна для моих глаз? Не сказала?

Эйверин прошла к низкому столику, выставила на него чашки и низко поклонилась. Господин Бэрри вскочил с дивана, схватил девочку за ухо и зарычал:

– Она. Тебе. Не сказала?

– Ох, Бэрри, друг, может… может, не стоит этого делать?..

Эйви услышала мягкий голос из-за своей спины. И вроде бы заступился он за нее, но к обладателю этого голоса у нее пробудилось отвращение. Не мог хороший человек называть господина Бэрри другом.

– Тюльп, заткнись и не лезь в мои дела. Тебе ясно? Я не занимаюсь воспитанием твоих слуг, а ты не трогай моих, – прошипел Бэрри и отпустил Эйверин. – А ты отвечай, когда я с тобой говорю, поняла?!