Виктория Полечева - Тюльпинс, Эйверин и госпожа Полночь [litres]

– Подожди, Дьяре! С тобой мы успеем поболтать и обняться! – Госпожа легонько стукнула лиловоглазого господина по щеке, как ребенка, и протянула руки к Эйви.

– Милая моя, моя хорошая! Ох, как худа, как бледна! Ты голодала? Где ты жила? Где твои родители?

– Все в порядке, госпожа. – Эйверин невольно улыбнулась, но глаз так и не подняла.

– Ну же, милая, посмотри на меня, не бойся. – Рука госпожи ласково коснулась подбородка девочки. И хоть внешне госпожа Кватерляйн и казалась тонкой и хрупкой, пальцы ее были холодными и сильными, словно выточенными из камня.

Эйви подняла взгляд и сразу же успокоилась. Зеленые глаза смотрели ласково, нежно. Не крылось в них никакой угрозы.

– Милая, не бойся. Все будет хорошо, да? – Госпожа кивнула и улыбнулась краешком рта.

Она отошла к мужчине и коротко чмокнула его в щеку.

– Дьяре, я с покупками для милой девочки! Такую тяжесть кто-то должен втащить наверх, ну, за мной, скорее, скорее! – требовательно сказала она и, подобрав широкую юбку изумрудного цвета, прыгающей походкой вышла из зала.

Тот, кого госпожа назвала Дьяре, поджал полные губы, постоял минуту, раскачиваясь на каблуках, и тоже двинулся в сторону выхода.

Возле резных дверей он остановился и тихо, чтобы расслышала одна только Эйверин, прошипел:

– Проклятый черноглазый крысенок!

Эйви погладила Крикуна между острыми ушками и поцеловала в холку. Она была уверена, что господин крысенком обозвал не его.

Госпожа выделила Эйви комнатку под самой крышей: только она оставалась свободной. Комната была хоть и небольшой, но очень теплой, а на зиму это самое главное. Пока у одной стены ее стояла двухъярусная кровать, а у другой – дубовый шкаф да маленькое зеркало. Госпожа Кватерляйн обещала достать еще мебели и как-нибудь все украсить, но после свалки личная комната для Эйверин уже была пределом мечтаний.

Оставшись одна, девочка тут же забралась на верхнюю кровать, под самый потолок, и юркнула под одеяло. Она водила пальцами по завиткам лепнины, напоминавшим волны из отцовских рассказов, и лепетала песенку о веселом музыканте, у которого украли гитару.

Эйверин стало так хорошо, что даже не хотелось идти в парк. Она и без того чувствовала себя защищенной. А тревожные мысли о Хранителе казались теперь детской глупостью. Что ему, далекому и, вероятнее всего, несуществующему, до нее, маленькой и тихой? Уж точно он найдет дела поважнее.

Тело Эйверин обмякло. Стук зубов Крикуна об орешки превращался в колыбельную. Сон пришел так скоро, что девочка даже не успела этого заметить.

Разбудил ее вой ветра на рассвете. Эйви приподнялась на локте, пытаясь размять онемевшую щеку, и удивленно уставилась в маленькое окошко, из которого виднелась приличная часть города. Часть города и неустанно растущая свалка. Эйверин болезненно поморщилась и вновь уткнулась лицом в подушку. Ей стало ужасно стыдно за себя. Она ведь собиралась искать Хайде, если госпожа отпустит ее. Но вместо этого она наелась до отвала, просидела чуть ли не час в горячей ванне, а потом еще уснула на мягком матрасе, как избалованная девица. Девица, которой нет дела до других.

Эйви быстро спустилась по деревянным ступенькам, прилаженным к кровати, наспех собрала волосы и надела платье небесно-голубого цвета, которое для нее приготовила госпожа. Девочка кинулась было к двери, но потом опомнилась, вновь залезла на кровать и вытащила из-под одеяла еще сонного Крикуна.

Эйверин, босая, вышла на широкую лестницу и прислушалась: кажется, весь дом еще спал. Только в дальней комнате первого этажа кто-то безжалостно молотил по клавишам расстроенного пианино. Эйви, собиравшаяся сбежать и навсегда примкнуть к банде Рауфуса, остановилась и крепко задумалась. Может быть, и недостойна она такой хорошей жизни, но что же ей делать? Выходит, зря она выпросила у дяди Чичу свободу, зря она добиралась сюда так долго, зря прожила четыре года на улице? Все закончится на Старом Рынке? Станет она воровкой, а может, и вообще на людей будет нападать? Нет, не для того она приехала в Сорок Восьмой. Она приехала за мамой. И без нее она отсюда не уедет.

Внизу, под лестницей, послышался шелест платья. Эйви перегнулась через перила и увидела госпожу. Она подошла к широкому зеркалу на стене, растянула уголки губ кончиками пальцев и тяжко вздохнула.

Эйви покраснела и громко прокашлялась. Негоже подсматривать за госпожой. Да вообще за кем-либо подсматривать – последнее дело. Чужие секреты должны оставаться секретами, а то вот так узнаешь один и не поймешь потом, как жить дальше.

– О, милая! – Лицо госпожи просияло. – Ты наконец встала? Давай спускайся скорее. Пока все спят, мы с тобой столько успеем сделать!

Эйверин на мгновенье сдвинула брови, но улыбнулась в ответ. Уж очень странное лицо у госпожи, так сходу и не разберешь. На вид точно больше тридцати лет, но пределы этого «больше» никак уловить не удавалось. Но лицо это искрилось добротой, а о чем еще можно мечтать?

– Доброе утро, госпожа. – Эйверин коротко кивнула, но сразу же опомнилась и низко поклонилась.

– Ох, милая, скажу прямо, служанка из тебя выйдет отвратительная. Кланяться у тебя совсем не выходит. – Звенящий смех госпожи разлетелся по прихожей, и она опасливо прикрыла ладонью рот, боясь, что кого-то разбудила. – Но ты будешь нашей помощницей, Эннилейн со всем уже не справляется.

– Да, госпожа, как скажете.

– Немного странно, когда тебя называют госпожой, а смотрят вот так, сверху вниз! – Женщина вновь рассмеялась. – Ну и глаза у тебя, милая! Жуть!

Эйверин улыбнулась и поспешила спуститься со второго этажа. Госпожа ей нравилась все больше и больше. Многие пугались глаз Эйверин, а госпожа Кватерляйн вот так, без обиняков назвала их жуткими и рассмеялась. Честные люди дорогого стоят.

– Итак, – госпожа распахнула парадную дверь одной рукой, а другой натянула на голову шляпу с огромной мохнатой совой, – Эннилейн на кухне справляется прекрасно, а вот до клумбы чудные ручки ее порой не доходят. Ну ты где там?

– Секунду. – Эйви натягивала старые отцовские сапоги и не поспевала за столь стремительной хозяйкой.

– Детка, не забудь надеть пальто, да, вон там, на вешалке. Ох, я купила тебе новые ботинки, а эту рвань давно пора выбросить!

– Нет! – решительно воскликнула Эйверин и тут же раздосадованно замолчала. Нельзя так с господами, нельзя!

Госпожа обернулась, прищурившись посмотрела на девочку и взмахнула рукой:

– Тогда починим, без проблем. Пока надень удобные ботинки, а сапоги тебе вернут завтра, идет?

Эйверин благодарно кивнула и натянула миниатюрные коричневые ботинки с потрясающими ленточками. Конечно, в них будет куда удобнее, чем в отцовских сапогах, но могут ли похвастаться эти ботиночки своей историей? В вещах без истории нет души. К ним очень трудно привязаться.