Борис Камов - Сумка Гайдара

«Вы что, с ума сошли? Вы не могли это вытряхнуть в другом месте?»

А я бы скромно ответил:

«Не мог. Это сумка Гайдара. Я только вчера отыскал ее в тайнике. Бумаги надо срочно отдать специалистам. Иначе они погибнут».

...Вместо всего этого я засунул в брезентовый заплечный мешок свой магнитофон.

С благодарностью пожал шершавую и жесткую, как доска, руку Опанаса Максимовича — ведь он избавил меня от бесполезных поисков.

— А пообедать? — напомнил он. — Моя баба сварила замечательный борщ с квасолью. И горилка есть.

Я еще раз с чувством пожал ему руку — разговаривать мне было трудно, — закинул за плечи рюкзак и зашагал по шпалам к переезду.

В любой профессии существует интуиция. Ее можно сравнить только с удивительной способностью птиц осенью находить дорогу к далеким теплым материкам, а весной безошибочно возвращаться на родное гнездовье.

Моя интуиция подсказывала мне, что рукописи Аркадия Петровича не попали к гитлеровцам. Зная дальновидность Гайдара, его способность смотреть правде в глаза, я был убежден: он позаботился о том, чтоб сохранились его бумаги, как принял меры к тому, чтобы в случае гибели о нем сообщили в Москву.

И вот оказалось, что я ошибся. Наверное, принять меры для спасения своих рукописей Аркадий Петрович просто не успел.

Утром встречаться ни с кем не хотелось. И я отправился в лес.

В лесу повсюду я замечал штабеля дров, свежие пни, кучи нарубленных и еще не сожженных ветвей. Мне больно было это видеть. Я любил старый партизанский лес. Многие дубы и сосны знал «в лицо». Но разрушительная деятельность леспромхоза на этот раз имела оправдание: дорога, по которой я шел, пни, которые торчали со всех сторон, кусты шиповника должны были вскоре стать дном Каневского моря.

А я — опять-таки в своих мечтах — предназначал этот лес совсем для другого.

В Каневе заканчивалось строительство Библиотеки- музея А. П. Гайдара. И я считал, что музею необходимы еще два филиала: «Партизанский лагерь» и «Хата Степанцов в Лепляве».

Скажем, летом к Каневскому речному вокзалу причаливает теплоход с туристами. Сперва гости подымаются на Тарасову гору, где сооружены музей и памятник Тарасу Григорьевичу Шевченко. Затем от подножия горы автобус везет их в центр города — к Библиотеке-музею Гайдара. Ознакомясь с экспозицией, туристы спустятся в Парк имени Гайдара, возложат цветы к подножию памятника Аркадию Петровичу.

Затем тот же автобус перевезет их через Днепр и высадит возле указателя: «К партизанскому лагерю». Дальше только пешком. На пути гостям встретятся еще два или три указателя, пока навстречу из «секрета» не выйдут мальчишки-часовые. У них будут настоящие винтовки. Папахи с ленточкой вместо звезды. Сперва часовые возьмут винтовки «на караул», приветствуя гостей. А потом один из них, став на время экскурсоводом, покажет лагерь.

Он поведет свою группу к землянкам, сооруженным на том же самом месте, где они стояли в сорок первом. И каждый сможет ненадолго в землянку спуститься, вдохнуть воздух, пахнущий погребом, осмотреть обстановку: топчаны, застланные серыми одеялами, врытый в землю стол с коптилкой, находчиво изготовленной из снарядной гильзы и куска бельевой веревки.

После осмотра землянок — пулеметное гнездо. Тут Гайдар со своим товарищем Михаилом Тонковидом 22 октября 1941 года сдерживал натиск гитлеровцев, прикрывая отход товарищей...

Наконец часовой-экскурсовод подвел бы гостей к главной реликвии лагеря — к спрятанному под колпак из органического стекла пню. На этом пне каждое утро, когда лагерь еще спал, Аркадий Петрович работал. Здесь же с сумкой на коленях над раскрытой тетрадью Гайдара можно было видеть после возвращения с заданий.

Показав лагерь, часовой вывел бы гостей к кратчайшей дороге на Лепляву, где их ждала бы встреча с Афанасией Федоровной — сотрудницей музея и пожизненной хранительницей филиала «Хата Степанцов».

От хаты — последний проход к насыпи, к будке путевого обходчика, где Гайдар совершил последний свой подвиг.

И уже от сельсовета рейсовый автобус доставил бы туристов обратно в Канев.

Мог бы сложиться небывалый мемориал, соединенный в единое маршрутное кольцо. Я думал, что многие, дети и взрослые, пожелали бы пройти и проехать по этому кольцу. Прикоснуться к подлинному. Пережить незабываемое.

В предыдущий свой приезд я сел однажды за стол, нарисовал карту-схему — «Маршрутное кольцо «По гайдаровским местам» — и поехал с ней в областной центр Черкассы.

Первый секретарь обкома принял меня в половине девятого вечера в огромном кабинете, где горела лишь настольная лампа. В этом домашнем полумраке легко думалось и говорилось.

Секретарь обкома подробно расспросил меня, что мне удалось найти и узнать. Поднеся поближе к свету, долго рассматривал мой неумелый рисунок.

— Вопрос о филиале «Хата Степанцов» мы подработаем, — обещал мой собеседник. — Что касается «Партизанского лагеря», то не под водой же его открывать? — грустно заметил он.

— Понимаю, — ответил я.

Но без партизанского лагеря, где еще много следов минувшего, мемориал, казалось мне, будет неполон.

** *

Музей «Хата Степанцов в Лепляве» — филиал Каневской Библиотеки-музея А. П. Гайдара по решению областных и районных организаций был открыт в 1968 году.

Афанасия Федоровна Степанец была назначена пожизненной хранительницей филиала. А в связи с тридцатилетием Победы за активную помощь бойцам Гельмязевского партизанского отряда и проявленные в годы войны стойкость и мужество она была награждена медалью «За боевые заслуги».

***

Я продолжал брести по лесу, печально думая, что планы мои рушатся один за другим.

Мысль невольно обращалась ко вчерашней беседе с Касичем.

С той отчетливостью, которая появляется, если ты долго на чем-то сосредоточен, я увидел рельсы, похожую на скворечник будку путевого обходчика, поляну неподалеку от будки, втоптанные в землю ломтики розового сала, лежащую в грязи противогазную сумку и крошки табака, которые высыпались из сумки, когда Касич ее потряс.

Но отчего же из нее не посыпались блокноты, тетради, карандаши, записочки на отдельных листках, которых в сумке было много? О них еще рассказывал полковник Орлов.

Бутенко настаивает, что все бумаги забрали немцы. Предположим, предположим, сказал себе я. Но отчего же солдаты не прихватили с собой и сумку? Конечно, ценности для них она не представляла. Но ведь тетради, блокноты, записи на отдельных листках — это не часы и не орден. Их в карман не положишь. Ворох бумаг без сумки могло размести во все стороны ветром, как табачные крошки. А немецких солдат учили быть аккуратными даже в мародерстве.