Борис Камов - Сумка Гайдара

Однажды я не выдержала, разревелась:

«Что вы меня все допытываете?.. В чем я перед вами виноватая?.. Пока тут были партизаны, ни одной ночи не спала. Сперва ждешь — вот придут. Ушли — стоишь на холоде, слушаешь, добрались ли до леса. А вернешься в дом — новая тревога: не видел ли кто, что они приходили? Вы б, говорю, хоть слово доброе сказали за то, что я их годувала, что вещи мужние, какие оставались — до последних исподних, — отдала, что меня с детьми десять раз за это могли убить...»

Хлопцы смутились, поднесли капель. Я позвенела зубами о стакан.

«Вины, — отвечают, — Федоровна, за вами никакой нет. Ответа требует Киев. С Киева спрашивает Москва. А нам с кого спросить? Кто в армии. Кто убит. Кто в неизвестности. Коли можете, пособите. А мы скажем в колхозе, чтобы вам, как вдове партизана, допомогли».

И верно. Пока Лидушка после ранения два года у меня не ходила, помощь от колхоза была.

Афанасия Федоровна вышла в сени, сполоснула под рукомойником заплаканное лицо, вытерлась чистым полотенцем, что висело у двери, и стала убирать со стола.

— Может, вы чаю хотите? — спохватилась она и налила мне полную эмалированную кружку.

Чай был заварен мятой. Пахнуло летом, сеновалом, а во рту возник горячий холодок.

— Вы б летом когда приехали, — сказала Афанасия Федоровна, открывая банку с клубничным вареньем. — Я б к завтраку вам клубнички насобирала целый таз. Хотите — кушайте с молоком, хотите — посыпьте песочком.

В ее голосе появилась обычная приветливость и певучесть. Но лицо оставалось заплаканным и грустным. И я не рискнул ее дальше расспрашивать.

Лишь на другой день вечером, разбирая свои заметки и дописывая письмо, я словно невзначай поинтересовался:

— Что же хлопцы спрятали из отрядного имущества, когда не стало Гайдара?..

Афанасия Федоровна перекусила нитку и, положив на стол кофту, которую дошивала, посмотрела издали, хорошо ли приметала рукав.

— Наганы прятали, пули, гранаты, пулемет Аркадия Петровича, — ответила она, разглядывая кофту. — Ружья носили охапками, как дрова.

Работой своей Афанасия Федоровна осталась довольна. Кофту положила в сундук, а нитки, наперсток, булавочки, иглы стала собирать в высокую коробку из-под болгарской халвы.

— А что было дальше? — спросил я, надписывая конверт.

Афанасия Федоровна поставила на лавку коробку из-под халвы и привычно села лицом ко мне.

— Когда закопали оружие, командир принес из кладовки портфель, отстегнул два железных замочка и вытряс портфель над столом. Посыпались бумаги, комсомольские и партийные билеты, еще какие-то важные документы. Часть бумажек командир отобрал и бросил в печку. Остальное сложил в большую стопку.

«Надо бы во что-нибудь положить», — сказал командир.

Тогда мой Андриан велел:

«Феня, сбегай домой, возьми поповский сундучок».

— Разве дело происходило не тут? — удивился я.

— Наш дом уже считался опасным. Командира прятали в хате моего брата, Игната Касича, неподалеку отсюда... Я принесла сундучок. Отдавать его было жалко. Андриан подарил его мне, когда мы были молодыми. Сундучок Андриан нашел в огороде у попа во время коллективизации. По самую крышку в нем были насыпаны золотые монеты. Золото Андриан сдал в банк. А сундучок у него не приняли. Он и принес его домой, как игрушку. Был сундучок чуть меньше коробки из-под ботинок. Дубовый. Крепкий. С железными полосками. Ручки с обеих сторон. Замочек, когда его отпирали ключом, звонил.

Я поставила сундучок перед командиром. Он повертел его в руках. Подивился хитрой работе. На дно положил бумаги, сверху — разноцветные книжечки. И запер на ключик.

— А тетради Гайдара? — нетерпеливо спросил я. — В клеенчатых переплетах?

Афанасия Федоровна запнулась, виновато прибавила:

— Тетрадок не было.

— Ни одной?

— Ни одной. Я бы видела.

— И разговора не было?

— Был. Но про тетрадки Гайдара ничего не говорили.

— О чем же говорили?

— Про самого Аркадия Петровича.

Я видел, что Афанасия Федоровна не хочет продолжать беседу на эту тему. И, помня вчерашние слезы, я и сам боялся ее снова расстроить. Но мне важно было знать, о чем говорили в тот вечер. И я попросил:

— Вы коротко. В двух словах.

Афанасия Федоровна вздохнула и без всякого выражения в голосе произнесла:

— Когда все закопали, моя невесточка, жена Игната, подала ужин, а сама вышла на минуту из комнаты, я осталась с ними со всеми одна.

— С кем с ними?

— Ну, Игнат, мой Андриан, командир, Сасько из Прохоровки, Александров из НКВД и Никитченко, секретарь райкома из Сквиры.

Командир переглянулся с остальными, сделал знак Сасько. Тот встал и выглянул, не стоит ли кто за дверьми.

«Феня, — очень тихо сказал командир, постукивая ручкой хлебного ножа. — Отряда больше нет. Мы уходим в подполье. Мы соберем новые силы и вернемся. Игнат и Андриан остаются для связи. Но идет война, Феня... — Командир замолчал. Ему стало трудно говорить. Хлопцы опустили головы. — Мы все можем погибнуть, — продолжал он с усилием. И я почувствовала, что от слез начинаю плохо видеть. — В этом тяжелом случае, Феня, ты повинна, ты должна сберечь и сообщить нашим главную тайну отряда».

Я уже ко многому привыкла. И одними губами, без голоса, ответила:

«Хорошо. Я запомню».

А сама, смахнув слезы, переводила глаза с одного на другого. Все были молодые, сильные. Каждому жить бы сто двадцать лет. А говорили они со мной о смерти.

«Мы хотим сообщить тебе, — услышала я голос командира, — где похоронен Аркадий Петрович».

«Да что здесь, Федор Дмитриевич, за секрет? — удивилась и обиделась я. — Кто не знает в Лепляве, где обходчик заховал Гайдара?»

«Не спеши, Феня, — грустно улыбнулся командир. Посмотрел на хлопцев. Они ему в ответ понимающе улыбнулись. — Немцы забрали удостоверение личности Аркадия Петровича. Они могут вернуться за телом. И это первая опасность. А два дня назад кто-то разбросал могилу и заровнял землю. Возможно, постарался предатель, чтобы, значит, не осталось следов. И здесь опасность вторая.

Поэтому сегодня ночью мы провели последнюю секретную операцию нашего отряда. Место, где покоится Аркадий Петрович, мы утрамбовали и покрыли дерном. А возле тропинки на Прохоровку нагребли фальшивую могилу.

Мы поручаем тебе, когда придут наши, сообщить командованию Красной Армии, где покоится тело товарища Гайдара».

Командир вынул из кармана блокнотик и химический карандаш с жестяным колпачком. Нарисовал на листке железницу, будку, лес, тропинку на Прохоровку. Возле тропинки поставил крестик.

«Это фальшивая могила, — показал командир на крестик. — Чтоб найти настоящую, к фальшивой надо стать спиной, будка должна оказаться с правой стороны. И шагать прямо до конца полянки. — Командир нарисовал новый крестик. — В четырех-пяти метрах от самой толстой сосны и покоится Аркадий Петрович. Запомнила?»