Борис Камов - Сумка Гайдара

Арестованный моментально протрезвел:

«Не расстреливайте меня!.. Я все скажу».

И он сказал, что зовут его Погорелов, что он заместитель командира партизанского отряда по снабжению.

Я приказал отконвоировать Погорелова в лагерь.

Вернулся Аркадий Петрович с командиром партизанского отряда Гореловым и комиссаром Ильяшенко. Они пришли познакомиться с нашей группой. И после короткой беседы предложили перебраться в дом лесника неподалеку от их лагеря.

Так мы попали в отряд.

Но что бы нам в то утро догадаться: если Погорелова прижмет кто другой, он так же легко все расскажет?

А знаешь, что я сейчас понял?! — вскочил вдруг Орлов. — Когда, ты говоришь, Погорелов сбежал из партизанского отряда? 18 октября? Сразу после нашего ухода к линии фронта? Так вот, я думаю, что он предал и нашу группу.

Посуди сам. Михаил Иванович Швайко вывел нас на самую глухую дорогу. По ней уже давно никто не ходил. И вдруг мы наталкиваемся на засаду. Сперва ударил крупнокалиберный пулемет, потом автоматы. Нескольких ребят скосило сразу... И я еще ломал голову: откуда взялись тут немцы?.. А теперь понятно откуда...

Орлов поднялся и вышел.

— Спрячьте вы свои ужасные пленки, — взмолилась вполголоса Мария Филипповна. — Ему потом будет плохо с сердцем. Он и так пять раз на день бегает к ящику, все ждет ваших писем.

— Мария Филипповна, я рано утром улечу. Мне нужно задать Александру Дмитриевичу один-единственный вопрос.

— Ни одного. Вы улетите, а я буду каждую ночь вызывать «неотложку». Напишите ему из дома. Он ответит.

— Но я уже здесь.

Мы услышали шаги Орлова. И Мария Филипповна торопливо разрешила:

— Хорошо, но только один.

Орлов возвратился из ванной с раскрасневшимся от холодной воды лицом. Его редкие седые волосы тоже были намочены и аккуратно причесаны.

— А знаешь, что самое обидное? — произнес он с порога. — Ведь я Аркашу предупреждал. Вокруг Горелова шныряли такие... хари. А Гайдар был поэт и романтик. Ему казалось, что он сумеет в отряде все починить и исправить. И теперь, когда я не сплю...

Мария Филипповна тяжело вздохнула.

— Машенька, — быстро повернулся он к ней, — ну, бывает, что я иногда не сплю. Я ведь могу и днем выспаться. Так вот, когда я не сплю, я думаю, что смалодушничал.

В группе у меня были такие боевые хлопцы. Мигни я им только — взяли бы они Аркашу под белы руки и увели бы с нами. А я постеснялся: неудобно! Корреспондент. Писатель. Кинодраматург. Орденоносец. Обидится...

Да и пусть бы обиделся, зато бы остался живой! Понимаешь, живой! И сидели бы мы сегодня, скажем, вчетвером: Машенька, Аркаша, ты да я. И ничего бы тебе не нужно было искать и копать. Сидел бы ты на диване, как сейчас. И Аркадий Петрович Гайдар сам бы рассказывал... А рассказывать он умел... Так вот этой бесхребетности я себе простить и не могу! — И, приподняв стул за спинку, Орлов ударил им об пол.

— Саша, — предостерегающе произнесла Мария Филипповна.

— Машенька, человек приехал на один вечер. У нас происходит нормальный рабочий разговор.

— Я понимаю, но только тоном ниже.

— Есть тоном ниже, — повеселел Александр Дмитриевич и подмигнул мне. — Лучше покорми нас. А то наш инспектор Мегрэ прямо с днепровских просторов. Питаться от розетки он еще не научился.

Мария Филипповна вышла в кухню. Полковник сразу сделался серьезным. Времени для мужского разговора у нас с ним было в обрез.

— Что? — тихо и со значением спросил он.

— Мог Аркадий Петрович оставить свои рукописи леснику Швайко?

— Мог, — твердо произнес он.

— Почему вы так думаете?

— Почему? — с иронией и грустью переспросил он. — Да потому, что я тоже оставил Михаилу Ивановичу свой планшет.

— Но вы никогда мне об этом не рассказывали.

— А получилось вот что, — продолжал Александр Дмитриевич. — Перед падением Киева наша дивизия перелетала на новую базу. Командир взлетел первым. Я должен был лететь последним. Когда все работоспособные машины поднялись в воздух, а что подняться не могло — то горело, я забрался в свой истребитель. А он не завелся. То ли какой «мессер» по нему ударил, то ли что. Механики отбыли на грузовиках. Из начальника штаба авиадивизии я сразу превратился в пехотинца без пункта приписки.

«Ишачок» свой я запалил. А при мне две вязки секретнейших бумаг. Часть сунул в огонь. Остальные понес в штурманском планшете. Имелся у меня коробок полярных спичек они не мокли в воде и ветром их не гасило, чтоб в случае надобности спалить остальное. Но все же донес я бумаги до партизанского отряда. А когда собрался к линии фронта, Гайдар сказал:

«Не тащите планшет с собой. Оставьте леснику».

Я так и сделал. Взял только это...

Александр Дмитриевич выдвинул ящик письменного стола и положил передо мной командирское удостоверение в истершейся матерчатой обложке, поперек которой шла неровная полоса излома.

Я раскрыл удостоверение. Излом прочертил и фотографию. Александр Дмитриевич был на ней молод. Волосы еще темны. Вместо погон — четыре шпалы на петлицах. И над левым карманом орден Красного Знамени и медаль «XX лет РККА» на продолговатой колодке.

— Пронес в сапоге, под пяткой, — пояснил Орлов, показывая на излом.

— А планшет?

— Я ж тебе сказал: планшет я оставил Михаилу Ивановичу Швайко. Он обещал спрятать в надежном месте.

— И вы вернулись за ним?

— Конечно.

— Когда это было?

— В сорок четвертом, после освобождения Киева и Канева.

— И получили свой планшет обратно?

— Обратно я получил не планшет.

— Просто бумаги?

— Ты мне слова не даешь сказать. Я получил орден и медаль.

— Про орден вы расскажете потом. Сейчас меня интересует планшет.

— Михаила Ивановича я в живых уже не застал. За помощь нам и другим окруженцам полицаи его расстреляли. Сыновей те же предатели отправили в Германию. Жена с дочкой жили в Михайловке. Это другой берег Днепра. Когда я установил их адрес и приехал, Анна Антоновна оказалась в отъезде. Дома была только Леля. За три года она подросла. Сначала я ее даже не узнал. Леля и вернула мне орден и медаль. Ей было известно, где они хранятся.

— А планшет?

— Сам планшет мне был не нужен. Я получил другой. А бумаги, которые я оставил, к 1944 году утратили и свою секретность, и свою ценность.

— А где семья лесника живет теперь?

— Ты меня уже спрашивал. В сорок пятом они поселились в Бердичеве. Потом их следы я потерял.

...Всю дорогу от бульвара Лихачева я шел пешком, не ощущая тяжести магнитофона и не замечая ничего вокруг. Впервые за многие наши встречи я услышал о том, что Орлов доверил леснику документы и награды.

Правильно ли полковник поступил? Правильно. Армейский разведчик, отправляясь на пять—десять километров в тыл врага, сдает начальнику штаба даже письма из дома. Орлову же предстоял путь в несколько сот верст.