Борис Камов - Сумка Гайдара

— Боюсь ошибиться. Одно совершенно точно: это был последний приход Аркадия Петровича.

— Он заходил прощаться?

— Вроде бы нет. Зашел, как всегда. Особенно не торопился. Но помню обстановку какого-то тревожного ожидания. Чаще стали заглядывать на кордон немцы. Наглее сделались полицаи. Например, мы заработали с Володей картошку в Лепляве. А полицаи не позволили нам ее увезти: мол, много очень, столько вам не нужно. И мы у себя на кордоне уже никого не оставляли ночевать в сарайчике.

Анна Антоновна разволновалась. Налила себе воды.

А в стакан добавила каких-то капель. Выпила. Стала немного спокойней.

— Вернемся к последней встрече. Как выглядел Гайдар? Он был в нашей форме или немецкой?

— В нашей. В немецкой он приходил только один раз. А выглядел плохо. Правда, не кашлял. Мы привыкли, что он всегда бодрый. Любил пошутить, поиграть с детьми. Загадывал им загадки, всегда смешные. Случалось, постоит, посмотрит, как я орудую возле печки. Скажет:

«Ой, хозяюшка, как ты ловко хлебы печешь!»

А в этот вечер даже не улыбнулся. Я забеспокоилась: «Наверное, очень голодный». И решила накормить его посытней.

Но дрова подвернулись сырые. А у Гайдара была такая привычка: вот он сидит, неторопливо беседует. Вдруг: «До свидания. Очень спешу». И убегает без чая, без еды.

Я побоялась, что и теперь он может уйти голодный. Зашла в комнату предупредить, что ужин будет готов через десять минут, и увидела, что происходит очень важный разговор.

— Почему вы так решили?

— Почему? — она задумалась. — По каким-то мелочам... Аркадий Петрович был человеком выдержанным. А когда я вошла, он резко обернулся. Увидел, что это я, сразу успокоился, снова наклонился к мужу и тихим голосом, но очень настойчиво стал ему что-то доказывать, легонько постукивая ребром ладони по столу.

Я поняла: это у них надолго. Ужин как раз поспеет. И вышла на цыпочках в коридор.

— Зачем же вы ушли? — не удержался я.

— Я подумала, что Гайдару, наверное, было бы неприятно, если бы я осталась.

— Но вы хоть успели понять, о чем шла речь?

— Нет... То есть я поняла самый общий смысл. Аркадий Петрович говорил о каких-то бумагах. Мол, эти бумаги не менее важны, чем секретные документы.

— Вы видели эти бумаги? Гайдар вынимал их из сумки? Держал в руках? Положил на стол?

Анна Антоновна, чуть выпятив нижнюю губу, виновато помотала головой.

— На столе не было ни листка. Это я хорошо помню. Ведь я собиралась подавать ужин.

* * *

Еще двое суток назад я был уверен, что получу из рук Анны Антоновны хотя бы одну тетрадку. На самый худой конец, она просто сообщит, где спрятаны бумаги. И я вернусь под Лепляву их откапывать. А сейчас у меня было ощущение, что мой поиск только начинается...

* * *

— Вы передали главный смысл беседы. Но хоть одно особенное словечко или выражение у них в разговоре проскользнуло?

— Не было словечка, — твердо произнесла Анна Антоновна. — Или я не ухватила. Нарочно не обратила внимания. Ведь я старалась не слышать и не запоминать. Так мне было спокойней.

— Хорошо. Давайте проследим, что было дальше.

— Я поставила хлеб, намяла пюре. Аркадий Петрович любил пюре. Еще я зажарила яичницу с салом. Гайдар пошел мыть руки. Я налила в рукомойник теплой воды. А когда вернулась, он вытирал тряпкой пол: набрызгал. Я поругала его. Он ополоснул руки. И за ужином о бумагах больше не говорил. Сказал только:

«Женушка моя небось сейчас думает: «Где это мой Аркашка?» А он сидит с Михаилом Ивановичем и его супругой и важно кушает яичницу. — И вдруг добавил: — Хотел бы я увидеть сына. Последнее время мы совсем мало встречались... Такая работа, — вздохнул он. — То я заканчивал один сценарий, то начинал второй. И мне нужно было ехать в Одессу, Ялту или Клин. И каждая поездка считалась неотложной и важной. И всерьез посидеть и поговорить было некогда. И я все успокаивал себя: «Вот через недельку, в крайнем случае через месяц я освобожусь». А теперь, кто знает, удастся ли вообще увидеть сына?»

Анна Антоновна замолчала, подперла голову рукой, полуприкрыла глаза. И через минуту, не меняя позы, тихим голосом добавила:

— А вы знаете — словечко-то было. Гайдар сказал: «Бумаги эти будут мне нужны для книги». А муж ответил: «Хорошо».

— Что «хорошо»?

— Ну, значит, не беспокойтесь.

— Выходит, речь шла о бумагах, которые Гайдар уже отдал? Но в таком случае он должен был появиться с толстой сумкой, а уйти с пустой. Или пришел со свертком...

— Этого совсем не помню. Зря говорить не хочу. А было еще вот что. Михаил Иванович спросил:

«Нет ли у тебя, Аня, чего-нибудь непромокаемого или просто материи поплотней?»

Я сказала:

«Плотной материи нет. Все раздала. Кому на вторые портянки. Кому на шарф. Зато есть старая клеенка. Рисунок на ней выгорел. На стол класть некрасиво. Но клеенка еще крепкая».

Муж ответил:

«Клеенка даже лучше».

Я принесла из чулана. Положила на лавку. И ушла... А для чего клеенка им понадобилась, до сих пор не знаю. Не было уже про нее больше никакого разговору.

Позвонили в дверь. Анна Антоновна вышла в прихожую. Я даже обрадовался нежданному перерыву. И когда она возвратилась, спросил — только чтобы поддержать беседу:

— Что было дальше?

— Мы закончили ужин. Я убрала со стола. Вода в чугуне была уже нагрета. Я пошла на кухню мыть посуду. Гайдар с мужем еще немного побеседовали. Потом муж позвал меня в комнату:

«Аркадий Петрович хочет с тобой попрощаться».

Гайдар уже стоял одетый — в шинели и шапке.

«Хозяюшка, — сказал он. Ему почему-то нравилось это слово. — Хозяюшка, может получиться так, что я больше не смогу к вам прийти. Поэтому я прошу: когда вернутся наши, сообщите в Москву, в Союз писателей, что я у вас был».

От его слов я даже растерялась:

«А если наши вернутся не скоро? И я ничего не буду про вас знать?»

«Все равно, — ответил он. — Когда бы ни пришли — напишите, что осенью сорок первого года, находясь в окружении, в вашем доме гостил писатель Аркадий Гайдар».

Я ответила:

«Не беспокойтесь. Сообщу».

«А я доброты вашей не забуду, — пообещал он. — И если останусь жив, после войны всех вас разыщу».

Я поглядела ему в лицо. У него были измученные глаза. Я притянула его голову к себе. Мы троекратно, по-русски, с ним расцеловались. И он вышел из комнаты.

Муж сказал:

«Я пришлю с улицы детей. Провожу Аркадия Петровича и вернусь».

Дети охраняли дом, пока у нас гостил Гайдар.

Больше я Аркадия Петровича не видела.

...Громко щелкнула клавиша магнитофона с надписью «Стоп». Прекратилось легкое шуршание пленки. В комнате стало необыкновенно тихо. И в этом безмолвии Анна Антоновна негромко и твердо произнесла:

— Теперь я вам скажу, на что понадобилась клеенка. Я вспомнила. У мужа, когда он пошел провожать Аркадия Петровича, под мышкой был сверток, точно он нес небольшую вязку книжек.