Борис Камов - Партизанской тропой Гайдара

Мужчина приблизился, и Станиславская его узнала: «Семен Маргара!.. А ведь говорили, что он бежал с немцами...»

— Куда это ты, Семен, такой нарядный собрался? — кокетливо спросила его Мария Сергеевна,

— К брату вот спешу, — ответил он, глядя себе под ноги, и быстро зашагал огородами.

«Уйдет ведь сейчас!.. Уйдет!.. Что же делать?!»

И тут она увидела двух пограничников. Они шли по улице.

— Задержите его! — крикнула Станиславская, показывая на Маргару. — Это душегуб!..

Сбросил Маргара нарядный пиджак. Скинул немецкие, в награду полученные, сапоги и бросился по грядкам в шерстяных носках.

Нагнал его один пограничник, взмахнул автоматом и первым же ударом сшиб с ног.

— Не имеете права так обращаться с человеком, — пожаловался Маргара, когда сыромятным ремнем от его же штанов связали ему пограничники руки.

А потом заседал военный трибунал. Одним из свидетелей обвинения на процессе выступала Мария Сергеевна Станиславская.

Перед казнью Маргара плакал, ползал перед конвоирами на коленях и порывался поцеловать им сапоги.

Он еще надеялся разжалобить Возмездие.

...3) В случае, если обо мне ничего долго нет, справиться у Владимирова... или в «Комсомолке» у Буркова.

4) В случае еще какого-либо случая действовать не унывая по своему усмотрению.

Аркадий Гайдар, записка, оставленная Д. М. Гайдар перед отъездом на фронт.

Эта книга была уже набрана и сверстана, когда из очерка Леонида Замятина «Последние дни с Гайдаром», опубликованного в харьковской газете «Красное знамя» от 19 апреля 1965 года, стало известно: бывший лейтенант Сергей Федотович Абрамов, приславший первое известие о гибели Гайдара, Абрамов, которого искали двадцать с лишним лет, — жив!..

Жив!

Как потом выяснилось, и Замятин, зная Сергея Федотовича не первый год, узнал о героическом прошлом Абрамова совершенно случайно, поскольку сам Абрамов о военной своей судьбе ни перед кем не распространялся, а люди, окружавшие его, мало ею интересовались.

...Получив газету с очерком Замятина, сажусь в поезд и еду в Харьков.

Хочу видеть Абрамова. Хочу понять смысл слов, написанных им первого мая 1942 года в письме к Доре Матвеевне Гайдар: «Выполняя просьбу Вашего мужа, тов. Гайдара Аркадия Петровича, сообщаю Вам...»

Когда же, при каких обстоятельствах Гайдар мог Абрамова об этом просить: задолго до случившегося, предвидя такую возможность, или?..

Жду Абрамова в заводоуправлении крупнейшего в Харькове предприятия, а начальник отдела кадров кричит в трубку внутреннего телефона:

— Ты, что ли, Абрамов-то?.. И с Гайдаром в одном партизанском отряде был?! Смотри-ка!.. Ну, ходи тогда ко мне. Журналист тут один до тебя из Москвы приехал... Что ему надо, ты сам у него спросишь. А я так понимаю, про подвиги твои в газету писать хочет... Смотри, еще в историю попадешь, — смеется начальник отдела кадров.

Я сажусь на стул и жду.

«Какой он, Абрамов?» — думаю я.

В кабинет то и дело входят люди. И всякий раз, когда раздается осторожный стук и приоткрывается обитая клеенкой дверь, я вздрагиваю и всматриваюсь в вошедшего: «Он или не он?..»

И вдруг дверь открывается широко. Входит черноволосый, немного грузный человек с прекрасным добрым лицом и смущенной улыбкой, которую он пытается как бы разгладить, водя рукой по краям широких, ровно подстриженных усов.

В густых волосах его ни проблеска седины. И даже усы нисколько его не старят, а лишь подчеркивают удивительную молодость и свежесть его лица.

Это Сергей Федотович Абрамов.

— ...С Аркадием Петровичем я познакомился уже в окружении под Киевом, в Семеновском лесу, куда попал с немногими бойцами своего тридцать первого понтонного батальона, — рассказывает вечером, в номере гостиницы «Интурист», Сергей Федотович. — Получилось это так.

Мы возвращались под утро после неудачной попытки вырваться из леса. И вдруг один из моих ребят заметил:

— Товарищ лейтенант, посмотрите, кто это идет?

Гляжу — военный, командирская фуражка, шинель внакидку. А петлицы на шинели и гимнастерке пусты.

Надо сказать, что гитлеровцы засылали к нам, в Семеновский лес, немало всяких лазутчиков и перебежчиков из числа той швали, которая сначала добровольно сдавалась в плен, а потом соглашалась идти нас уговаривать: «Мол, сдавайтесь, не бойтесь, вам тоже ничего не будет...»

И подумали мы об этом незнакомце плохо.

И тот же мой боец, который первым его заметил, первым к нему и подошел:

— Что, — спрашивает, — за товарищ?.. Почему такой вид?.. — И винтовку держит под мышкой.

А незнакомец... а незнакомец широко так, радостно улыбнулся (ему, видимо, понравилось, что его остановили и спросили), неторопливо поправил на себе шинель и говорит:

— Давайте знакомиться: Аркадий Петрович Гайдар, корреспондент «Комсомольской правды»...

Ну, а кто же из нас его не знал?.. Мы же, мальчишки, воспитывались на его книгах!..

Мои бойцы тут же смущенно окружили Аркадия Петровича: все ж таки получилось неудобно.

А он:

— Не верьте, — говорит, — мне на слово. — Расстегивает карман, достает маленькую сафьяновую книжечку — удостоверение.

Мы все по очереди (все-таки любопытно!) книжечку эту посмотрели и бережно, чтобы не испачкать, вернули.

Вот с тех пор и оказались мы с Аркадием Петровичем вместе.

Я лично был с ним вместе до 26 октября...

Прямо скажу: сколько мог, я старался от него не отходить. И не только потому, что быть возле него было, ну, просто интересно. Я, например, живого писателя вообще видел в первый раз.

И даже не потому, что для молодого очень лейтенанта, каким я был в ту пору, хоть и участвовал уже во второй войне, был он авторитетом громадным (я помнил, что он провоевал всю гражданскую).

А в том, что рядом с Гайдаром там, в этой проклятой «мышеловке», где до ближайшего немецкого автоматчика, может быть, самое большое километр, рядом с Гайдаром всегда было спокойней.

Стоило однажды всем нам приуныть, что вот приходится есть полусырую конину — без хлеба, без соли, потому что никаких других продуктов нет и достать невозможно, — как Гайдар тут же рассказал случай, который произошел в гражданскую войну.

Аркадий Петрович служил тогда в Сибири и командовал батальоном. А в горах, где его батальон гонялся за бандой атамана Соловьева, их настиг гололед. К тому же кончились продукты у бойцов и нечем было кормить лошадей.

— И мало того, — говорил Гайдар, — что мы от усталости и голода валились с ног сами, нам еще приходилось тащить на себе лошадей, потому что если мы их тут, в горах, бросим, то какие же мы без коней кавалеристы?!

А в другой раз, когда немцы были совсем близко и невозможно было развести огонь, чтобы погреть хотя бы руки, Гайдар рассказал, как он совсем недавно тонул в речке Трубеж.