Борис Камов - Партизанской тропой Гайдара

— Писатель Гайдар! Как же, как же, читал, а Игорь мой вас просто обожает, — и, выйдя из-за стола, поздоровался с Аркадием Петровичем и со всеми, кто с ним был.

Гайдар попросился в батальон. Гавилевский помолчал.

— Пошлю-ка я вас во второй, к Прудникову... Что за батальон? — Майор усмехнулся. — Если бы все воевали так, быть бы нам сейчас где-нибудь под Кенигсбергом...

Зазвонил телефон. Гавилевский снял трубку. Выслушал. Ответил и продолжал:

— Двадцать второго июня Прудников стоял со своим батальоном на границе, у реки Буг. Есть там такое село — Бережаны. На рассвете с того берега вдруг забили пушки. Били долго, точно, с близкого расстояния... И снаряды ложились, как по линеечке, один к одному... Я, правда, там не был, но... представляю.

А потом пошли танки. Штук двадцать. На танках и за ними пехота. А там уже подкатывают мотоциклисты. Одним словом, все идет, как у них за год или полтора до этого было задумано.

А батальон Прудникова, еще по нормам мирного времени укомплектованный, батальон, от которого, они думали, после артподготовки и следа не осталось, — батальон этот берет и всю эту лавину — с их танками и мотоциклами — отбрасывает назад, за линию границы! — Гавилевский остановился и потеплевшими от волнения и гордости глазами оглядел гостей, желая увидеть, какое это произвело впечатление.

Но ведь у тех приказ Гитлера, — продолжал майор, — границу перейти, и они наступают снова, и Прудников со своими хлопцами отбрасывает их опять.

И это продолжается целый день...

Вечер. Немцы напуганы. Ждут рассвета. Наступает тишина. И тогда становится слышно: где-то идет ожесточенная стрельба. Скорей всего на заставе. Километрах в трех.

Прудников оставляет в окопах нескольких бойцов — на всякий случай, потому что ночью немцы все равно не сунутся, побоятся. Снимает бесшумно весь батальон, стремительным броском они оказываются возле заставы, с криком «ура», чтобы осажденные поняли — идут свои, ударяют с тыла по немцам. Уничтожают их, спасают пограничников, человек тридцать, и уводят их с собой.

А на рассвете все начинается сначала... Только двадцать четвертого мы приказали Прудникову отойти к Ковелю, боялись, что его окружат и мы потеряем батальон...

Гавилевский быстро крутит ручку полевого телефона. Называет позывной.

— К тебе журналисты сейчас придут, — говорит он в трубку. — И писатель с ними один... Фамилию он тебе сам скажет... Только смотри... Я тоже думаю, что понимаешь...

Что произошло после звонка Гавилевского, я узнал неожиданно и недавно. В редакции Центральной студии телевидения мне передали письмо от пионеров-гайдаровцев из 21-й тамбовской школы и попросили на него ответить.

Оказалось, что ребята со своей учительницей Валентиной Ивановной Сухоцкой создали в школе музей Гайдара: ведь Аркадий Петрович воевал на Тамбовщине во время антоновского мятежа.

Четвероклассники отыскали немало людей, которые знали Аркадия Петровича, среди них — комбата Ивана Николаевича Прудникова. О нем Гайдар писал в очерке «У переправы»: «Это самый лучший и смелый комбат самого лучшего полка всей дивизии».

Получив от ребят адрес Прудникова, я удивился, как, наверное, удивился бы, узнав, что жив Борис Голиков, что можно повидать Сергея Ганина или позвонить по телефону Натке Шегаловой.

Но ошибки не было.

Я действительно бывший командир 2-го батальона 306-го стрелкового полка 62-й стрелковой дивизии, — ответил мне Иван Николаевич. — В районе Новоград-Волынска, Коростеля и Малина мне неоднократно приходилось встречаться с Аркадием Петровичем и участвовать с ним в боях. В очерке «У переправы» Гайдар описал все то, что он видел, находясь вместе со мной на КП батальона.

Рад буду видеть вас у себя, и тогда поговорим обо всем подробно.

С уважением — Прудников.

...Иван Николаевич, вопреки моим ожиданиям, оказался сравнительно молодым для заслуженного и опытного командира, каким я его себе представлял. Невысокий, широкоплечий, он выглядел крепким и сильным. И, только приметив шрам на голове, тяжеловатость походки и не полную послушность руки, я понял, что война не прошла для него бесследно. Но чертики в глазах да мягкая улыбка говорили о характере веселом и добром.

— Мало осталось нас, видевших Гайдара в сорок первом, — говорит Иван Николаевич. — Командир полка Петр Саввич Гавилевский стал генерал-майором, но он умер год назад. Начальник штаба мой, Шульгин, помните по очерку? У него еще осколком, как бритвой, срезало голенище? Он жил тут, в Киеве. Тоже нет... Интересно, где Цолак Купалян, секретарь полкового комитета комсомола? Он бы вам, наверно, многое рассказал. Мы с женой — Клава, помнишь? — встречали его после войны. Он юрист. А где живет, не знаю... [5] После выхода первого издания этой книги пионеры из школьного клуба «Звезда Гайдара» (село Подберезцы, Пустомытовского района, Львовской области) разыскали Цолака Карповича Купаляна. Я вам сейчас что-то покажу, — говорит Прудников.

Он достает пухлую папку, раскрывает ее и бережно кладет на стол газетную вырезку. Она пожелтела, стерлась на сгибах. «У переправы», — прочел я заголовок.

— Из той самой «Комсомольской правды», от восьмого августа, — объясняет Прудников. — Я возил ее всюду с собой. И теперь вот храню.

Я осторожно беру уже ветхий кусок газеты. Долго держу на ладонях, и мне становится радостно, что вот в руках у меня очерк, вырезанный из той самой «Комсомолки», и рядом стоит герой очерка — живой герой Гайдара.

— Надо ждать гостей, — кладя трубку, сказал Прудников своему начальнику штаба Шульгину.

Гости появились, когда начинало темнеть. Несмотря на внушительные знаки различия, держались они чуть скованно. Сопровождал их высокий красноармеец в новой гимнастерке, с орденом «Знак почета».

Стали знакомиться. Когда очередь дошла до красноармейца с орденом, представился:

— Корреспондент «Комсомольской правды» Гайдар.

— Буду рад, товарищи, — сказал Прудников, — если вам доведется узнать в нашем батальоне что-нибудь интересное.

Журналисты, которые приехали с Аркадием Петровичем, разошлись побеседовать с бойцами, благо на участке наступило затишье и бойцы были свободны. А Гайдар остался на командном пункте.

Он спросил: почему была выбрана эта позиция, сколько батальону требуется времени, чтобы окопаться, как старший лейтенант оценивает боеспособность немецкой пехоты?..

По тому, как Гайдар обдуманно и точно ставил вопросы, по тому, как подолгу молчал, выслушав ответ, видимо сопоставляя его с другими известными ему фактами, комбат понял, что Аркадий Петрович мучительно пытается решить что-то для самого себя.