Борис Евгеньев - Голос друга

Путешествие Делонэ не было продолжительным и удачным.

В сумраке ночи карета мчалась по размытой грозовым ливнем дороге. Делонэ благодарил бога, в которого не верил, пославшего сильную грозу, облегчившую ему возможность незамеченным выбраться из Парижа.

Город остался далеко позади, как вдруг лопнула рессора. Карета на всем ходу завалилась набок. Зазвенели разбитые стекла. Откупщик отделался испугом и ушибом ноги. Он стоял под дождем, кутаясь в плащ, и смотрел на кучера, возившегося у кареты.

— Что делать, сударь? — проговорил тот, безуспешно пытаясь раскурить под дождем трубку. — Проклятая дорога — сплошные ухабы!.. Здесь, за поворотом, — харчевня. И кузнец в ней найдется. Если ваша милость не поскупится, мы сможем выехать на рассвете. Пройдите в харчевню, а я останусь у лошадей.

Делонэ взвалил на плечо сундук и, хромая, поплелся по дороге.

Вскоре блеснул огонек — одинокий, чуть приметный в темноте, наполненной однообразным ропотом дождя, журчанием невидимых ручьев. Делонэ остановился, опустил свою нелегкую ношу прямо в дорожную грязь. Стоял, смотрел — не на огонек, мерцавший перед ним, а в ту сторону, где за черной завесой ночи и дождя был Париж.

«…На первой же сухой осине повесь разбойника…» Эта фраза из книги Тибо неожиданно пришла ему сейчас на ум. И страх охватил его, леденящий душу страх, от которого он готов был завыть на темной пустынной дороге. Подхватив сундук, спотыкаясь на каждом шагу, он кинулся к харчевне, словно кто-то гнался за ним.

Через несколько минут беглец сидел у очага, в котором жарко пылал сухой хворост. Плащ откупщика дымился у огня. Содрогаясь от озноба, он нетерпеливо смотрел, как сонная хозяйка подогревала дешевое вино, жарила сало, — все, что он мог получить в это голодное время. Хозяин с сыном пошли к карете.

Вино согрело Делонэ. Жизнь стала казаться ему не такой безнадежно мрачной и страшной, как недавно на дороге, под дождем, у разбитой кареты. Он укорял себя за минуты душевной слабости. День, два — и он ступит на гостеприимную землю Англии. И все, что составляло смысл его жизни, что казалось ему там, на дороге, безвозвратно утраченным, снова будет в его цепких, жадных руках. Сила денег безгранична!

Пододвинув скамью ближе к огню, он вытянулся на ней, задремал.

Дождь то вроде бы затихал, то сильнее бил в маленькое оконце.

Вдруг Делонэ вскочил, прислушался… Стук копыт, голоса, звон оружия. Огни факелов мелькнули за окном. И в ту же минуту комната наполнилась промокшими до нитки, забрызганными грязью людьми, вооруженными пиками и ружьями.

Делонэ отступил в темный угол. Под плащом он держал пистолеты.

Молоденький командир отряда, опоясанный трехцветным шарфом, — в нем Делонэ узнал цирюльника с соседней улицы, известного смутьяна и озорника, — обнажил шпагу, шагнул вперед.

— Именем республики, ты арестован, Делонэ! — крикнул он радостно и звонко.

Странно, но в эту минуту откупщик не испытывал страха. Спокойно, даже чуть презрительно смотрел он на суровые лица гвардейцев, на дула ружей и наконечники пик, направленные ему в грудь.

Значит ли это, что он проиграл игру? Ну нет, он еще посмотрит, бессильна ли власть всемогущих денег над грубыми душами этих голодных санкюлотов!

Распахнув плащ, он бросил на стол один пистолет, потом другой…

Дождь усилился. Отряд и арестованный дожидались утра, чтобы вернуться в Париж.

Делонэ неподвижно сидел за столом, скрестив руки на груди. Он терпеливо ждал удобной минуты, чтобы шепнуть командиру отряда два слова. Можно даже ничего не говорить — просто потрясти над ухом этого нахального молокососа мешочком со звонкими монетами…

Командир дремал на стуле у очага. Гвардейцы расположились на скамьях.

Один из них, известный в отряде под кличкой Мушкет, сказал, обращаясь к командиру:

— Я видел в сундуке арестованного книги. Разреши посмотреть их.

Тот, не открывая глаз, кивнул головой.

Член якобинского клуба Мушкет, до того как взяться за оружие, чтобы защищать революцию, был наборщиком в типографии. Книгу он любил и уважал. Открыв сундук Делонэ, он достал и принес к огню стопку книг. Лица гвардейцев, освещенные красными отблесками очага, склонились над ними.

— Не по-нашему написано, — разочарованно сказал один.

— Это латынь, поповский язык! — объяснил Мушкет.

Несколько книг полетело в сторону. Шумный успех имели книги с прекрасными, но очень уж непристойными гравюрами.

— Вот доказательство развращенности подлых аристократов! — назидательно проговорил один из гвардейцев, что нисколько не помешало ему разглядывать вместе со всеми эти гравюры, подталкивая соседа локтем и гогоча.

Мушкет сидел в стороне, углубившись в книгу в скромном переплете из телячьей кожи. Ее название «Рассуждение о свободе человека» привлекло его внимание.

— Слушайте! — неожиданно выкрикнул он и поднял руку. — Слушайте!..

Все, как по команде, повернулись к нему. Командир вздрогнул, схватился за шпагу. Нет, все спокойно. В очаге потрескивает хворост, дождь шумит за окном.

— «Брат мой, — прочитал Мушкет вслух, — мозолистые руки твои привыкли крепко и уверенно держать мотыгу, кирку, топор. Но разве не под силу тебе поднять ружье? Смотри, как ловко легло оно в твои большие ладони, как быстро согрелся их теплом его холодный металл. И если уж ты взял оружие в руки, не выпускай его, хотя бы оно докрасна раскалилось в бою. Не выпускай его до тех пор, пока последний враг свободы не падет от руки твоей! И не знай пощады врагу!..»

А потом Мушкет стал читать книгу Тибо с первых ее страниц. И все, сгрудившись вокруг него, слушали страстные, гневные слова о рабстве и нищете народа, о его ненависти к поработителям, о борьбе с ними, о прекрасной, как солнце, свободе.

Слушали гвардейцы, слушали хозяева харчевни, кучер. И перед каждым проходила его жизнь — с ее бедами, горем. И каждый невольно спрашивал себя: «Откуда он, этот сочинитель, знает мою жизнь — мое горе, мою тоску, мои мечты и надежды?» И каждый говорил себе: «Он, этот сочинитель, учит, как бороться за другую, лучшую жизнь. И я верю ему — он знает, что мне нужно. Он мне друг!..»

Слушал и Делонэ… Молодой командир взглянул на него. Откупщик был бледен, как мертвец. Он слышал в словах книги свой приговор. Он читал свой приговор на строгих лицах притихших людей. И понял, что проиграл игру: нет на свете ничего сильнее правды, которая оторвала людей от повседневных дел, домашних очагов и позвала их на борьбу. Понял, что звон всего золота в мире не заглушит голос правды.

И снова леденящий страх охватил Делонэ и уже не отпускал до той минуты, когда нож гильотины обрезал нить его черной жизни.