Сергей Маркелов - Вестимские разбойники. Цикл книг «Эйриния». Серия «Марк и Афин». Том I

Влюбленные так глупы, что считают, что весь Мир – это Его или Её возлюбленный. Они не замечают ничего и никого вокруг себя, и готовы на такие глупости ради неё, что и в голове не укладывается…»

Продолжил свою познавательную речь озорник, задорно шагая около дяди, безнадежно повесившего нос и опустившего руки.

– Но порой Любовь, это невзаимное чувство. Зачастую один любит, а другой лишь позволяет себя любить. Иногда она и вовсе оказывается безответной. Этот вид любви самый страшный, ибо тогда весь Мир для бедолаги превращается в сущий кошмар…

– Сущий кошмар?! Сущий кошмар?! – не выдержал Церий и как закричит на мышонка.

«Да! Мир несправедлив и полон жестокости во всех аспектах жизни. И чем быстрее ты повзрослеешь и поймешь это, тем будет лучше! И больше не смей со мной разговаривать. Я запрещаю тебе говорить в моем присутствии до самой Вестии. Ты меня понял?! Отвечай?!»

Кинулся он к мальчику и схватив за плечи, затряс.

– Как мне ответить, если ты запретил мне раскрывать рот в твоем присутствии? – спокойно ответил проказник, даже и ухом не поведя.

– А-а-а, кто-нибудь дайте мне меч! – вскочил Церий и заметался из стороны в сторону.

Но встретив осуждающие взгляды гвардейцев, быстро взял себя в руки.

– Надеюсь впредь… – хотел отчитать Афина капитан, но тот был уже возле Марка, подальше от вспышек гнева благородного рыцаря.

– Кхе-кхе… Вперед! – скомандовал капитан окончательно остыв.

Не желая встречаться со своими солдатами взглядами, полными немого укора, он сам пошел вперед, задавая общий темп.

– Зря ты так с ним, – прочитал на устах брата паренек.

– Сам знаю, – продолжил он шепотом. – Но подслушав их перешептывания с Аркаимом, я расслышал, что тот посоветовал отдать нас на попечение какому-то там знакомому – совершенно чужому дяди. Зная Церия, его доброту и привязанность ко мне, он бы ни за что так не поступил. Вот я и стараюсь сделать момент нашего расставания – минутой избавления от тяжкого груза, – печально ответил Афин, опуская глаза.

Марк поднял на него взгляд, в душе дивясь нелепости его действий, которые скрывали столько мудрости несвойственной ребенку.

Мэс, идущий позади телеги всё прекрасно слышал, но сделал вид, что ничего не разобрал из его слов.

– Возможно, я немного перегибаю палку, но… – оборвался на полуслове мальчик, когда прямо перед самым его носом названный брат соскочил с телеги.

Застыв на месте, мышонок не сводил глаз с открывшегося перед ним пейзажа.

Всё это время их путь пролегал по невысоким холмам. До самого горизонта они были покрыты лишь невысокой степной травой, однообразной потускневшей и лишенной всякого интереса со стороны мальчика, выросшего в лесу. На него эти луга, открытые со всех сторон, навеивали невыносимую грусть и печаль – хоть плач.

Но внезапно холмы расступились и в низине, между ними, открылась небольшая поляна, сплошь усеянная желтыми одуванчиками. Именно их вид заставил паренька спрыгнуть с телеги, а затем не спеша приблизится ближе.

Как завороженный, он не сводил глаз с поляны, которая была в точь-в-точь, как в его сне. Прищурив глаза от палящего солнца, мальчик устремил свой взор вдаль, ожидая появления дорогой сердцу мышки.

Но она так и не появилась…

Дойдя до середины полянки, Марк остановился. Печально опуская голову, он погрузил руки в одуванчики. Затем стал водить по ним ладонями – словно гладя чьи-то волосы.

Нагнав друга, Афин в первые песчинки засыпал его вопросами, но видя, как тот безутешен в своем горе, затих и подошел поближе.

Мэс, приметив, что колонна солдат не останавливается, перебросившись с одним из гвардейцев парой слов, остался у дороги дожидаться возвращения детей.

– Никогда не видел столько одуванчиков в одном месте? – тихо спросил рыжий мышонок.

– Только во сне! – прочитал он ответ по губам.

– Тебе повезло, мне подобные места и вовсе не снились! Сколько себя помню, меня всегда одолевали кошмары. По большей части воспоминания из моего детства… Ну-у, когда я был еще совсем крохой, – тяжело проговорил Афин.

Марк, слыша по интонации голоса, как нелегко ему приходится вспоминать те дни, положил на плечо друга руку.

– Ты прав брат, не время раскисать, ведь мы… – оборвался на полуслове мышонок.

Ибо в это самое мгновение, чуть в стороне он увидел то, благодаря чему его сердце сжалось в разы, а Марка и вовсе заставило задрожать всем телом.

– Печальное зрелище, – сжимая кулаки от негодования, прохрипел рыжий мышонок.

Как и друг, он впился расширенными глазами в вереницу арестантов в кандалах и цепях, в основном детей и подростков, которых вели двое высоких мышей, с копьями в руках.

«По сути, все они лишь дети, доведенные до крайности жестокостью этого Мира и Господ, что дергают за ниточки. Такие же сироты, как ты и я. Лишенные семьи, родителей, дома – они были вынуждены пойти на кражу, дабы поесть. И вот теперь, пойманных, их в кандалах, ведут на медленную смерть в Жемчужную бухту, в которую и сам бы попал, если не дядя. Но, не всем так повезло, как мне…» – тяжело вздохнул Афин.

Не желая видеть подобную несправедливость, он отвернулся и хотел уже уйти, но Марк крепко сжал его плечо.

В этот момент ему на глаза попалась облаченная в лохмотья маленькая девчушка. Даже будучи приговоренной к медленной смерти, мышка не переставала смотреть на Мир мечтательным взглядом. Опустившись на колени, такие же ободранные, как она сама, малышка еле успела сорвать один единственный одуванчик, прежде чем над ней раздался щелчок хлыста надсмотрщика, заставивший вернуться в строй.

Афину было достаточно лишь раз взглянуть брату в глаза, чтобы понять, что у того было на сердце.

– Согласен с тобой! – опередив Марка, кивнул ему мышонок.

После, мальчишки быстро показали что-то друг другу на пальцах, и, понимая, что с них не сводит пристального взгляда Мэс, кинулись рвать одуванчики.

– Прости нас, мы тут решили нарвать цветов для дяди, – прошли мимо него ребятишки, крайне подозрительно бросая взгляд на вереницу заключенных, что следовала параллельно им, чуть поодаль.

Проводив их взглядом, мудрый мышь поймай себя на мысли, что отныне точно не сведет с них глаз до самой Вестии, чтобы они не натворили бед.

Как бы сильно не было желание Афина извиниться перед дядей, он не нашел в себе силы подойти к нему и вручить букет одуванчиков. Вместо этого он кидал по одному цветку каждые десять шагов. Тем временем Марк, не сводя с него глаз, что-то активно считал, загибая пальцы и шевеля губами.

Так прошли их томительные ожидания до наступления вечера, а это без малого еще три часа. С наступлением вечерней зорьки, когда солнце начинало клониться к земле, а одуванчики давно закончились, Церий скомандовал: