Владимир Радимиров - Сын Ра. Волшебный эпос

А Яваха лишь усмехнулся молча и чуток посильнее сдавил упырёнышей.

– Ой-ой-ой! – завопили те наперебой. – Ш-што ты твориш-ш, недотёпа пож-жорная! Вше кош-шти попереломал, ображ-жина толш-штокож-жая, вше киш-шки повыдавливал! Ай-яй-яй! Отпуш-шти, ангел!

И до того смешно Явану от угроз злобных стало, что он громко расхохотался, тем самым силу хватки ослабив, а гадёныши крылатые только того и ждали: вырвались они из Ваниных дланей и восвояси шарахнулись.

Пошёл Яван далее, от гнуса веткой отмахиваясь, да не шибко-то далеко ему уйти дали. Поднялась в ветвях над ним целая вакханалия: ну адская туча налетела этих кровопийцев! Короткое время они над ним ещё шныряли да мельтешили, а потом вдруг всем скопом на него и кинулись. Мигом они его всего облепили, словно пчёлы в рое матку, и как начали его грызть да кусать… Аж зажмурился Ваня.

Само собою, ничего путного из этой атаки у чёртовой оравы не получилось. Зато Яван, в справедливом находясь негодовании, принялся себя по чём попало колошматить, а затем и вовсе на землю он пал и стал по ней кататься.

Моментально нечисти цельный рой и попередавил собою!

Отстали от него хищные упырёныши. Кто летать ещё мог, те на воздух взлетели да пуще прежнего загалдели, а потом то ли сверху на лежащего Ваню они опростались, то ли содержимое своих желудков на него извергли. Да и какая там была разница – у них ведь что рот, что задница: такой смерденью Ваню обгадили, что хоть нос затыкай!

Привскочил Ванята на ножки проворные, начал стряхивать с себя это дерьмо, и хоть не штука́ было его стряхнуть, да всё одно от вонищи было не продохнуть.

Огляделся Яван, а на земельке россыпь целая мёртвых да раненых паразитов валялася. Смотрит он далее и удивляется, ибо корни деревьев близстоящих вдруг на поверхность из земли повылазили, быстренько чёртиков оплели, и начали их в себя всасывать, – даже ещё и живых! Только чуфф-чуфф да цусс-цусс – слышно было, как страшные корни плоть сосут.

Ох и противная то была картина!

Осторожно далее Яван двинулся – и то! – с энтой живностью ухо надо было держать востро, а то, неровён час, насядут опять здешние твари, до кровушки охочие – а ну как не хватит на них броневой мочи?

Идёт Ваня вперёд, сквозь чащобищу продирается, да вверх поглядывает – не летят ли на него хищники окаянные? Только нетопыри эти чертячьи высоко в кронах мельтешат, но к Явану не суются, не приближаются – на всю округу лишь верещат.

Зато появились вдруг в количестве немалом огромные зелёные мухи, – вонь, видать, от него почуяли, – и до того богатыря нашего достали, что тому и света небелого уже не видать стало. Отмахивался он от них, отмахивался, а те лезут к нему всё равно: и в глаза суются, и в уши, и в нос, и в рот… Час, наверное, продлился, покуда Ванюха осатаневший от них отбился. Сам уже и не видит почти ничего – рожа вся сплошь опухла.

А тут вышел он на прогалину, ногою вперёд ступил, да в дыру и провалился. Палица же с плеча у него скатилася, в траву покатилась, а нога в провал ушла аж до паха. И в тот же самый миг вскрикнул от боли Яваха, ибо некто невидимый за ногу его ухватил зубами и стиснул её с силою страшной. А потом как вниз-то потянет! Едва-едва Яван за куст успел ухватиться, да вовремя смог остановиться.

Земля вокруг ноги его схваченной пообрушилась малость, и обнаружилась там большая нора, а из норы голова высунулась ужасная, коя держала ногу Яванову серпозубыми челюстями. Потянул Ваня ножку свою в горячке боли и вытянул на аршин длины из подземной норы чудище большое: то ли змея, то ли червя, то ли личинку гигантскую… Ох и страшное то было чудище! Ох и отвратительное! Всё тело у него блестящими кольцами оказалось покрыто, а на брюхе ножек кривых два ряда сучилося, коротеньких таких да когтистых. Ну, многоножка огромная чисто… Ещё успел Ваня глазёнки её увидать: небольшие такие, точно бусины круглые, жутким огнём горящие и на жертву свою глядящие.

Тут гад ногу Ванину опять как потянет. Кустище, за коий тот схватился – тресь! – и переломился. Поволок хищный червячище под землю свою добычу, и наш богатырь за травку даже ухватился, только не помогло это – волокёт его вражина мерзкий и всё…

И понял тогда Ваня, что нечисть сей же час в провал его затянет, коли он и далее на земельке будет валяться да всему удивляться. Собрался он с силами, огне́вился да по башке червячине кулаком как треснет!

Того аж судорога перекорёжила.

А Ванька ноженьку свою – дёрг! – и вырвал её из пасти да, не мешкая, к палице на карачках побежал. Схватил Ванюха проворно оружие своё грозное, над буйной головушкой взметнул его и хотел было гада подземного порешить, – да тут и остановился и палицу вниз опустил. Чего зря бить-то, когда червяк жуткий дух уже испустил. Пузом белым вверх он опрокинулся, телом длинным выгнулся, пасть раскрыл, – да и застыл. Только корчи предсмертные по нёму пошли. Пригляделся Ванька, а это, оказывается, он гаду черепушку кулачком своим проломил. Видать, здорово приложился с перепугу – врезал чудищу сильно!

Подождал немного Яван, покуда гад затихнет окончательно, а потом за башчищу его прихватил, да из норы и выволок.

Ну и длинным сей гвыль оказался! Сажени в четыре, если не поболее. А толщиною – с тулово Яваново, если не потолее. Вот так гад-гадище, червь-червячище, в засаде сидящий в своём узилище!

Охолонул чуток наш победитель, да за ногу свою левую и схватился. Хоть бронь небесная напор челюстей и сдержала, но всё ж таки червь ногу помял. Видимо, не так сильно в лесу этом броня его охраняла – проявлялась в ней какая-то слабина.

Но делать-то было нечего, и заковылял Ваня дальше.

Недалёко отошел и слышит – позади возня какая-то началась. Обернулся он резко – вот так-так! – а червя-то уже пожирают… Корни деревьев его всего оплели, да вдобавок и твари какие-то отвратные понабежали, – и ну труп сосать да терзать. Цельное пиршество у них там началось весёлое.

А зато Явану ой как невесело сделалось! С версту он, на палицу опираясь, проковылял и по́том облился, будто в бане. А тут, на запах, видать, его пота целый рой оголтелых оводов на него налетел. Худовато пришлось Ваниному телу, и через времечко недолгое чисто Ванечка от боли осатанел – в конец допекли его сии паразиты. И то сказать: губищи от укусов безжалостных словно сардельки у него стали, глаза в щёлочки превратились, а открытые телеса волдырями покрылись.

Куда бедняге деваться?!

И вдруг видит он сквозь щёлки свои узкие – большая впереди маячит опушка, а на ней высокая густая трава. «Эвона! – обрадовался Ванька. – Недурно будет сквозь травку эту продраться да оводов проклятых хоть как-то поотогнать!» Взял да и нырнул сходу в травушку манящую и попёр вперёд словно кабан.