Владимир Радимиров - Сын Ра. Волшебный эпос

Повернул Ванюха к выходу, сам озадаченный такой, смущённый, и уж хотел было прочь уходить, да тут вдруг будто молния в голове у него вспыхнула и всю память спящую озарила. «Ба-а! – воскликнул он на весь подвал. – Да то ж палица моя боевая!» Сызнова Ванька взял в руки свою палицу, повертел её с трудом и подумал с укоризной: «Эх, я ж был и дурак! Как я мог этой штукой лишать других жизни!.. Да-а, неотёсанный я был варвар, – только это меня и извиняет, да и то не до конца».

Отшвырнул он оружие своё в угол и пошёл себе наружу, где компания ждала его дружеская, люди чудесные и прекрасные – чё ему какая-то грубая палица!

Поднялся в залу по лестнице наш повеса, а там гости уже все съехались: толпа нарядных мужчин и женщин собралась, и одного его лишь все дожидаются. Поздоровался Яван с братьями и сёстрами, – были здесь и знакомцы его давние, были и люди новые, – и залюбовался он лицами милыми и модными обновами.

Особливо женщины незнакомые его привлекали – ну обалденные все милаши, одна другой краше! И весёлые такие, жизнью довольные: как говорится, что ни краля, то лада, и каждая лада рада на свой лад.

И вот среди всех этих цветов всевозможных появляется сама Навьяна, как словно роза роскошная среди незабудок полевых. Раскрасавица – чарующе просто дивная, взоры восхищённые притягивающая будто магнитом! На сей раз волосы у неё были каштановые, а глаза карие, да кожа гладкая атласно и весьма смуглявая.

– Эй, друзья! – звонко воскликнула хозяйка. – У меня есть предложение! Давайте сегодня полетаем по загадочной стране! И хоть это далеко, на другой стороне галактики находится, но я всё устрою – домчимся туда враз. Кто за?..

В ответ, само собою – ураган просто восторга. За – все! И Яваха тоже, конечно. Прошвырнуться куда-либо он обожал с детства, лишь бы на месте не сидеть. А тут – такое дело…

– Только вот переодеться нам не помешает, – объявила деловито Навьяна.

И быстро переоделась волшебным образом: сверкающий снизу доверху облачил её комбинезон, фигуру безукоризненно облегающий и формы тела оттеняющий. И в похожие одёжи облачились и все прочие её гости.

Тут Навьяна в ладоши хлопнула, что-то прошептала, и всё вокруг изменилося радикально: исчез куда-то восхитительный их дворец, а появилась зато некая дикая местность. Густой огромнейший лес раскинулся здесь до самого горизонта. Высоченные исполинские деревья в бездонные небеса невообразимо толстущими стволами устремлялися и в самой вышине грандиозными кронами переплеталися. На каждом же богатырском стволе своего рода кора была вычурно затейливая, словно некая чешуя на гигантских змеях. А листья, – и большие, и малые, и круглые, и длинные, и фигурные – каких только там не было! И тоже, значит, в свои разнообразные тона разукрашены они были прелестно и светилися загадочно в полумраке величавого леса.

Но самое прекрасное, что там было – это, конечно, цветы. Сказочной, нет – несказанной просто красоты! Огромные, фантастические, замечательные, манящий аромат обильно источающие и взоры людские своим дивным светом завораживающие.

Волшебная, потрясающая, изумительная красотища!

Восхитительно прелестнейший уголок!

– Ау, народ – полетели! – призвала Навьяна ликующим голосом. – Вперёд!

И сама руки в стороны раскинула, от земли ногами оттолкнулась и ввысь взлетела, точно в ней и весу никакого не было. Как пуховое пёрышко, ветром возносимое, она воспарила. И Яван тоже, не долго думая, её примеру последовал, словно бы мысль его несла или какая-то сила неведомая. Да и остальные, весело хохоча, уподобились воздушным шарам и повзмывали себе живо в небеса.

Вот, скажу я вам, изумление-то настоящее: люди, как птицы, над землёю парят, да что там – лучше, чем пернатые! Тем крылами махать ведь надо, а людям, выходит, и это было излишне: летишь себе, как дышишь…

Яван с Навьяною за руки взялись и между могучими стволами быстрее ветра понеслись. Летят себе радостно: под ветви раскидистые подныривают, листья-опахала огибают, в пустом пространстве мчатся и в зарослях цветочных кружатся… А дурман-то какой пьянящий от гигантских цветов идёт! Ну, полный улёт!

Прислушался получше Яванушка, а дерева-то меж собою переговариваются да кой-где песни залихватские хором распевают. Вот же право чудеса!

Пролетали они как раз мимо потрясающе громадного дерева-великана, а оно к ним и обращается вдруг запанибрата:

– Эй вы, мотылёчки бескрылые – давай-ка сюды летите! У меня плоды для вас имеются – вкусню-ю-щие-е! Милости прошу отведать! Не пожалеете…

Ваня с Навьяною пируэт головокружительный совершили и на толстенную ветвищу плавненько приветвилися. Нашли там местечко поудобнее и только там угнездились, как к ним со всех сторон ветки с плодами склонились.

Сорвал Яван ароматнейший плод, отправил его, не мешкая, в рот – о-о-о! – слаще любого мёду!

Пожевал Ваня угощение сладкое, кашицу сглотнул, и такая вдруг буйная радость в душу ему шибанула, что ни наврать, ни в сказке сказать. Просто ошеломляющее впечатление! Полнейший кайфище!

Ваньке башню-то и снесло напрочь. Как начал он тут ржать да хохотать, со стороны глянешь – чисто псих ненормальный! Да и Навьяна от милого не отстаёт – тоже вроде малость того… Смеётся она, заливается и по полной там отрывается…

А гостеприимный древовидный хозяин песенку им спел бархатным голосом-басом:

Гости слушают песенку, веселятся и рукоплещут от души. А времени будто и вовсе нету, в голове беспечность полнейшая разлилась, так что, сколько они там находились, и сказать-то было нельзя – может час, а может и год…

Да не всё ли равно! Наелись Яван с Навьяною плодов спелых, сказали хозяину гостеприимному спасибо, затем вспорхнули с ветки, как бабочки какие и, помахав дереву руками на прощание, отправились было далее в чудесное своё плавание…

И в это время, когда они хотели уже улетать, музыка какая-то необыкновенная, тягучая и зовущая, послышалась снизу из самых кущ. Любопытно нашим летунам стало невероятно. Спустились они чуть пониже и чуют – сила какая-то их вниз потащила, как словно неким магнитом. И очутились они в полумраке затхлом, у самой земли, где неприятные сочились запахи, и туман зеленоватый клубился. Смотрит Ваня с удивлением немалым – ва-а! – вокруг система была разветвлённая корневая, а в тех корнях твари некие оказались вплетённые, штук десять этак или двенадцать. И судорога сострадания пробежала по душе Ваниной: корни сквозь тела уловленные прорастали насквозь, и вроде их сосали, а те страдальцы мёртвыми отнюдь не казалися – корчились они и тихо стонали.