Евгений Леонов - Письмо к Элизе

Наконец мышак разместил на спине рюкзак с инструментом. Можно отправляться.

Он потянул дверь, и та неожиданно распахнулась от порыва ветра, толкнув в плечо. Старика пробрала дрожь. Даже тёплая одежда не спасала. Захотелось вернуться обратно, вспомнились домашние дела, но чувство долга пересилило – Бернард шагнул за порог.

Октябрь в Альпах переменчив. Один день радует солнцем, яркой жёлто-красной листвой, а на другой – пасмурно, дождливо, сыплет снежная крупа.

Небо хмурилось. Облака набухли дождём. Подняв воротник шинели и натянув шляпу, чтоб не сдуло ветром, Бернард зашагал по тропинке вокруг башни. Первым делом надо проверить, в порядке ли собственный дом.

Камни для постройки жилища мыши вытащили из руин средневековой заставы. Столетия тому назад она прикрывала важную тропинку от контрабандистов. А теперь сюда лишь изредка забредали туристы. Но мыши всё равно тщательно прятали свои дома от хищников и людей. По мнению Бернарда, с людьми было проще, ведь они не интересовались ничем, кроме себя самих. Их мало заботило то, что творилось под ногами. К тому же люди не обладали ни острым зрением, ни чутким слухом. Куда им приметить затаившуюся мышь!

Бернард обошёл башню и не обнаружил ничего особенного, только ветер набросал ещё больше листьев. Бернард удовлетворённо кивнул и зашагал к мышиной дороге через заросли высокой травы.

На ходу старик гадал, как бы получить зимнее обмундирование ещё до ноября. А ведь весной так не хотелось возвращать на склад тёплый полушубок и валенки! Прибывшему интенданту Бернард заявил, что лучше бы им храниться у него в кладовке, ведь в горах и летом прохладно. Особенно если живёшь каменной башне, а не в семейной норе. Интендант начал по-доброму, объясняя, что в кладовке казённое обмундирование поест моль, а некоторые работники вообще теряют валенки и требуют новые; вы можете себе такое представить?! Про кое-кого он – интендант – думает, что валенки не утеряны, а проданы или подарены кому-то из многочисленной родни. Однажды на рождественской ярмарке в Лиенце интендант видел мышь, которая щеголяла в служебных валенках.

Бернард пребывал в дурном настроении и набросился на чиновника с руганью. Слово за слово, хвостом по столу, началась перепалка. Бернард чувствовал свою неправоту, но интендант завёлся слишком сильно, и его было не остановить. Он громко кричал и плевался, тряс ведомостью перед носом Бернарда и грозил ему карой. Наконец старик уступил. А сейчас жалел об этом. Зачем уступил? Что бы с ним сделал этот интендантишка? Настрочил бы жалобу? Да пожалуйста! Поработай сам! Узнай, каково это – целыми днями бродить по лесу, чинить дорогу, мёрзнуть на ветру и вытряхивать снег из валенок. И, разумеется, писать отчёты. Куда без них!

Весь в грустных мыслях, Бернард дошлёпал по чавкающей грязи до мышиной дороги. Её проложили в небольшой канавке, прикрыв сверху корой и дёрном для пущей маскировки. Старик тщательно проверил крепёж.

В одном месте сорвало дерновый покров, и Бернард сделал отметку в журнале происшествий. Вдруг чуткие уши уловили шум. Какой-то зверь мчался сквозь лес. Мышак тихонько выглянул из канавки. Поблизости громко хрустнули кусты. На прогалину выскочила косуля и замерла, прислушиваясь.

Мышак облегчённо выдохнул: спасибо, что не лиса. Хоть осеннее время – сытное, от лисы не стоит ждать ничего хорошего, уж поверьте. Этот зверь может унюхать затаившуюся мышь. А Бернард не так молод, чтобы играть с лисой в догонялки.

К случаю пришёлся параграф из наставления по строительству дорог: «Согласно проведённым исследованиям, дерновое покрытие снижает возможность визуального обнаружения с воздуха на восемьдесят процентов, а возможность обнаружения по запаху – на тридцать процентов». «Интересно, как они считают проценты?» – подумал старик. Сюда бы этих исследователей, в лес, побегать с лисицей. Посмотрели бы мы, на сколько процентов увеличатся их шансы добежать до норы.

Бернард залез повыше, чтобы перекинуться с косулей парой слов. Едва он раскрыл рот, как та подпрыгнула от неожиданности и бросилась прочь, не разбирая пути. Переломленная ветка рухнула прямо на канавку, разбросав кору и дёрн. Треск кустов затих вдали.

«Нет слов», – Бернард сел на землю. Он вымарал из журнала короткую запись и обстоятельно описал случившееся. Ему уже приходилось выслушивать жалобы от чиновников Министерства на неправильно оформленные документы. Однажды журнал, сданный на проверку, вернули обратно с требованием переделать полностью. Хотя премию всё-таки заплатили.

«Ещё бы, – хмыкнул Бернард, – понимают, что не так просто найти мышь, готовую работать в подобных условиях год за годом. Тут нужны навыки, устойчивость характера и способность подолгу жить в одиночестве». Но выводы он сделал и отныне пользовался особым канцелярским языком, который любят чиновники. Ведь рано или поздно попадётся дурак, не понимающий трудностей службы обычного дорожника, и зарежет премию. Такой поворот совсем не устраивал Бернарда, ведь он имел планы насчёт этих денег: часть переслать Софии, а потом взять отпуск и проведать пожилых родителей Элизы в Зальцбурге.

С писаниной было покончено. Графа «Действия по ликвидации последствий особого происшествия» ждала, чтобы её заполнили. Оные действия надлежало «произвести посредством вверенного инструмента согласно инструкции». А если без казённого языка, то вынуть пилу и разделать сук. Мышак провозился час, отпиливая небольшие веточки. Устал, пошёл в башню, перекусил, налил себе чаю в большую флягу и вернулся пилить.

Пока лапы трудились над упрямым деревом, мысли текли сами по себе. Вызвать бы подмогу, да исполнение заявки занимает уйму времени. Представьте сами: сначала заполняете формуляр, описываете, какая помощь нужна, сколько мыше-часов она потребует; потом ждёте почтальона – а они ходят всего один-два раза в неделю. Срок рассмотрения затягивается на месяц. Так что Бернард обходился в одиночку. Лишь раз он вызвал бригаду, когда вешними водами размыло дорожную канавку. Если ковыряться одному – рытья на три месяца. А молодые ребята управились за два дня. Да ещё угостили Бернарда отличными охотничьими колбасками.

От напряжённой работы старик разогрелся и захотел снять шинель, но опасался застыть на ветру, если не хватит своей шерсти и свитера. Дерево заскрипело. Мышак забрался на сук и стал прыгать. Кусок ветки отвалился, а Бернард полез обратно, чтобы отпилить следующий кусок.

Он не сразу заметил, как лес вокруг изменился. Все звуки затихли. Ветер, вывший ночь напролёт, стих так резко, будто кто-то закрыл окно. Что случилось?

В полной тишине Бернард стукнул пилой по дереву, не понимая, – может быть, это он оглох? Железо звякнуло, как положено, приободрив мышака. Но как лес может молчать? Тут повсюду жизнь.