Елена Голованова - Повесть без начала и конца

Женя – Саше: конец марта

«…Саша, ты уже наверное, выучила Устав наизусть? И спереди назад и сзаду наперед. Не зашла ни разу ко мне.

Я все эти каникулы проболела. Лежу уже пятый день. В первый день температура была 38 и 6, я не могла на ногах стоять. Пошла на веранду и вдруг ничего не увидела, всё перед глазами поплыло, и я шарахнулась лицом о дверной косяк. Шишку на лбу набила. Стою, вцепилась в косяк и боюсь пошевелиться. Бабушка выходит из дому, говорит: «Ты чем тут брякаешь?» Она меня обратно домой завела.

Сейчас попрошу Тоню отнести письмо в твой почтовый ящик.»

Незадолго до двадцать второго апреля – столетия со дня рождения Ленина у нас был субботник. Алевтина Ивановна сказала:

– Явка строго обязательна! Не забудьте, через два дня вы идете в райком комсомола, вступаете в ряды ВЛКСМ! Я посмотрю, как вы будете работать.

В этот день было всего три урока, и после них нас отпустили домой пообедать, переодеться и к двум часам сказали – прийти к школе. Мы четверо: я, Саша, Валя и Лерка пришли первыми. Выбрали себе грабли с хорошими ровными черенками, тут стали подтягиваться все остальные. Ситникова с Абрашиной, которые живут к школе ближе всех, пришли последними и стали выпендриваться:

– Нам инструмента не хватило. Нам можно уйти домой?

Завхоз вынесла еще грабли, носилки, и мы стали убирать прошлогодние листья, сгребать их в кучи. В низине еще не просохло, там было сыро и грязно. По другую сторону от школы, на солнечной стороне, работал седьмой «А», поэтому Ситникова капризно тянула:

– Я не пойду в овраг, мне нельзя туфли пачкать, меня мама будет ругать.

Ну, конечно, она не пойдет, оттуда же не видно будет Ромашенко с Квасовым.

– А чего ж ты в туфлях пришла? Мы все в сапогах.

– У меня ноги от резиновых сапог болят.

Мы вчетвером убирали в низине, грузили мокрые грязные листья мальчишкам на носилки и подгоняли их:

– Быстрей, быстрей!

Гришка с Максом бегали с носилками, утаскивая всё в кучи за хоз/постройками и смешили нас. Алевтина Ивановна пару раз выходила из школы, но снова уходила в учительскую.

Мы уже заканчивали убирать, когда Валя поскользнулась и упала плашмя в грязь. Гришка с Максом были как раз рядом. Они стали помогать Вале отряхнуться, я сказала, что наоборот, не надо размазывать, надо подождать, пока высохнет, а потом дома почистить щеткой. Валя села на поставленные на землю носилки и стала вытряхивать листья и землю из сапога. Мальчишки подхватили носилки и подняли их:

– Мы понесем тебя, как индийского раджу! Держись крепче!

Они потащили ее наверх по склону, а мы побежали рядом и, складывая ладошки перед собой, хохотали и кричали:

– О, наша госпожа! Приказывай нам, что твоей душе угодно!

– Гришка, Макс! Не бегите, как лошади. Вы – слоны! Идите степенно! Плавно!

Мы дурачились и хохотали, и тут опять вышла на крыльцо Алевтина Ивановна:

– Антохина, Тамеева, Хотькова и Чумакова! Можете идти домой. Вам четверым выговор! Черенков и Олехнов, а вы идите помогать остальным, а не девочек катать!

Мальчишки пытались было сказать, что мы тоже хорошо работали и всё уже сделали, но Алевтина Ивановна не стала слушать:

– Или работайте, или можете за ними отправляться и завтра в школу с родителями!

Мы не стали ничего объяснять, обиженно развернулись и ушли. Почему-то пошли все к моему дому. Вале и Сашке идти мимо меня, но и Лерка пошла не к себе домой, а с нами. Всю дорогу мы молчали, растерянно поглядывая друг на друга. Я никак не могла проглотить комок обиды. Зашли в наш двор, там бабушка подметала мостки. Увидев нас, весело спросила:

– Уже наработались? Ой, Валя, а ты чего такая грязная?

Валя отвернулась и закусила губу. Я хотела бабушке рассказать, но не могла ничего выговорить и заплакала. Бабушка начала расспрашивать Леру, и та тоже заплакала. Бабушка сказала:

– Саша, ты-то хоть расскажи что случилось.

Сашка точно не собиралась плакать, но почему-то тоже разревелась. Бабушка была от нас в полном недоумении. Вечером я рассказала обо всем маме. Думала, что она поговорит с Алевтиной, но мама сказала, что мы сами должны пойти завтра и прямо утром все ей объяснить. Я пошла в школу пораньше и подкараулила классную на крыльце. Алевтина сказала:

– Да, ваши заступники уже вчера мне все рассказали. Иди в класс.

Хорошо, что она не умела сердиться долго.

В Райком Комсомола мы ходили все, и кто вступал, и кто – пока нет. Все тряслись перед кабинетом секретаря, а в кабинет вызывали по одному, по алфавиту. Генка Акустьев вышел гордый и красный, а на груди комсомольский значок. Все кинулись к нему:

– Что? Что спрашивали? А ты что отвечал? На все вопросы ответил?

В это время в кабинете был Лешка Волков. И вдруг оттуда раздался какой-то шум и грохот. Слышим, говорят по телефону: «Скорую! В райком комсомола срочно!» Один дядька выскочил из кабинета и куда-то убежал. Тут же вернулся с пузырьком. Мы пытались заглянуть в кабинет, пока он двери открывал и закрывал, но нас всех отогнали. Скорая примчалась быстро. Санитары с носилками зашли в кабинет, а вышли оттуда с Лешкой на носилках. Он все порывался встать, но ему не давали. Говорили:

– Лежи, мальчик! Лежи спокойно!

Секретарь выскочил за ними из кабинета и, пока они шли с носилками по коридору, прицепил на ходу комсомольский значок Лешке на рубашку. А не упади Лешка в обморок, может его бы и не приняли, он же троечник, ничего выучить не может. Все тут же стали хихикать потихоньку, что надо теперь всем падать в обморок. А еще лучше – упасть дружно, разом! И выйдет секретарь райкома и приколет каждому лежащему на полу – комсомольский значок.

После этого из кабинета стали выходить быстрей. Сашку принимали предпоследней, у нее фамилия на «Ч». Мне уже надоело ее ждать. Мы договорились после того, как она станет комсомолкой, сфотографироваться вдвоем. Я тоже взяла белый передник, чтоб нам с Сашкой сфотографироваться одинаково и комсомольский значок взяла, он у меня уже давно куплен. Я не хотела на фотке быть без него. Пусть я еще и не комсомолка, ведь ничего же особенного в том, что я буду на фотке со значком? Не пионерский же галстук мне было повязывать. В фотографии я прицепила значок на белый передник, и мы сели перед камерой. Костя-фотограф усаживал нас то так, то сяк, наклонял наши головы друг к другу, поправлял лямки передника и, наконец, щелкнул.

А когда мы через два дня пришли за фотографиями, меня ждал сюрприз! Оказывается, я прицепила значок низковато, и он не вошел в кадр. Сашка по-моему, была довольна. Она сказала:

– Справедливость восторжествовала. Нельзя надевать комсомольский значок, если тебя еще не приняли в Комсомол!

Нам дали три фотографии, мне и Сашке, а третью мы обещали дать моей бабушке Мане.