Елена Асеева - Удивительные приключения Пашки и Батанушки

– Нет, – торопливо отозвался мальчик и качнул отрицательно головой, понимая, что прорывать тот самый непонятный буряк на грядке еще страшнее, чем тосковать по Дракину-Непобедимому. – Пойду читать, там так много задали, – дополнил Пашка, и, не дожидаясь согласия бабушки, поспешно развернувшись, шагнул по деревянному настилу дорожки вперед.

– И то славно, – сказала в след ему Вера Ивановна, в душе радуясь, что внук гостит у нее, и наполняет ее сердце и дом радостью. – Я днесь прорву буряк и прихаживаю, да мы с тобой покушаем.

– Ок, – дыхнул в сторону баба Веры мальчишка, даже не оборачиваясь и успокаивая себя тем, что его не заставили работать на таком солнцепеке.

Павлик, впрочем, шагал не торопливо. Между делянушкой и домом бабушки проходила широкая полоса, где по правую сторону росли деревья яблони, вишни, черемухи (посаженных на небольшом удалении, а потому все время придерживающихся кончиками веток друг друга), и стояло несколько столбов врытых в землю. Между столбами была натянута веревка, нарочно приспособленная для сушки белья, где уже висели вещи Паши, так как Вера Ивановна поутру перестирала все привезенное белье внука. Слева же, словно напротив сада, в ряд находились хозяйственные постройки, с проживающими в них курами, гусями и козой. Отдельные, небольшие деревянные постройки, которых были крыты тесом, а проще говоря, досками. Однако так как крышу на этих строениях делали уже давно, широкие доски на ней наблюдаемо покоробились, а местами и усохли. Впрочем, в свой срок, выложенные в два ряда они хоть и выгибались горбом, удерживали от протекания и попадания воды внутрь строения. К каждой из тех отдельных построек, уже из сетки рабицы с квадратными ячейками, были пригорожены выгулы для кур, гусей, и козы Аси. Козу, однако, бабушка намеревалась позднее водить на луг, что простирался сразу за ее огородом, но пока она была маленькой и гойдала (как говорила Вера Ивановна) по тому самому выгулу. Завершались эти хозяйственные постройки стоящей отдельно от них баней, и вовсе кривенькой, сложенной из рубленых брёвен, с одним оконцем и узкой, низкой дверцей, про которую бабушка говорила, что в ней парятся по черному, как всегда непонятно для Пашки.

Ключевое же место этого большого двора занимал дом. Задняя стена, которого, граничила с хозяйственными постройками, находящимся под навесом дровником с одной стороны, и садом с другой. Дом был удивительным, еще и потому как вышел из позапрошлого века, назывался срубом и был собран из обработанных рубленых бревен. Его еще называли пятистенка, то есть старая деревенская изба, оная помимо основных четырех несущих стен имела пятую, разгораживающая внутри дом бревенчатой перегородкой. В доме бабушки имелись холодные сенцы с клетью и две большие комнаты, да здоровущая печка, изготовленная на старый лад, на которой можно было не только готовить, но и спать. Хотя, сейчас Вера Ивановна готовила на электрической плите, которую ей привез кто-то из сыновей, то ли дядя Гриша, то ли дядя Сергей.

Вход в сруб вместе с прилегающим к нему небольшим крыльцом располагался со стороны улицы, там, на нешироком дворе справа примостилась будка, где на цепке сидел Пират, а слева стоял не менее старый колодец. И тут, словно вышедший из прошлого века… а может и позапрошлого, с установленным срубом из деревянного бруса, тесовой крышей водруженной на вертикальные столбы, защищающей колодец от дождя и снега. Имелся на колодце и ворот, используемый для накручивания цепи, на которую в свою очередь вешалось металлическое ведро. Самое интересное, что сруб длился и в самом колодце, и стены его там смотрелись не вертикальными, а вроде как скошенными, формируя нечто в виде пирамиды.

Пашка, не торопливо вышагивая по деревянному настилу дорожки, направился к дому. Намереваясь присесть на скамейку, которая как раз опиралась на стенку сруба, в свою очередь, проходящую вдоль сада. Сама лавочка, словно привалившись к дому, была низкой с широким сидением, и без спинки. И заслоняемая, растущей в нескольких метрах, большущей яблоней антоновкой с развесистой кроной, находилась все время в тени. Дерево также прикрывало и стену дома от солнца, сейчас в конце мая обратившего свои яркие желтые лучи на двор и огород. Яблоня была старой, поэтому поскрипывая ветвями, словно встряхивала зелеными листочками и маленькими плодами.

Мальчик подойдя к скамейке все с тем же недовольством взглянул на лежащую на ней книжку, где на черной обложке белыми призывающими буквами читалось: «А. С. Пушкин. Дубровский». С очевидным раздражением подумав, что тому самому Пушкину видимо не чем было заняться, раз он писал такую нудность, да еще и с таким неподъемным количеством страниц… Павлик так думал, совсем не, потому что ему не нравились произведения Пушкина, а так как он вовсе не любил читать. И всякий раз гневно взирая на сказку, рассказ, повесть, роман (даже малый его отрывок) тяжело вздыхал, почасту ругаясь на самих бездельников авторов, которые могли бы приложить свои силы к чему-то иному, а не к бесполезному, ненужному складыванию букв, слогов, слов в предложения и тексты…

Пашка ведь был обычным современным мальчишкой, предпочитавшим чтению и занятию спортом увлекательные компьютерные игры. По этой причине он выглядел не высоким и худеньким, с тонкими ручками, которые, словно не подчиняясь ему, мотылялись из стороны в сторону. Он и сам-то весь смотрелся каким-то неустойчивым, покачиваясь так, будто его плохо держали такие же тонкие, длинные ноги. Притом мальчик слегка сутулился, в чем его папа подозревал начинающийся сколиоз (развивающийся, однако не вследствие учебы). Светло-русый, подстриженный под полубокс, Павлик имел каплеобразное лицо с впалыми щечками и выступающими скулами, широкий нос и глубокие серые глаза, с легкой сквозящей в них голубизной, точно отражающейся от лучей солнца. Белая кожа Паши не имела какой-либо смуглости, даже на руках, так как он тяжелее ложки и вовсе ничего за свою жизнь не держал в руках, а к труду всегда относился с недовольством. Видно, по этой причине и сейчас был одет в серые бермуды до колен, белую футболку, а на ноги (несмотря на жаркость дня) натянул короткие носки и обул мокасины.

Пашка, достигнув скамейки, какое-то время неподвижно стоял над ней, в упор, разглядывая книгу, словно гипнотизируя ее. Наконец, он сделал над собой усилие и присев на лавочку, прислонил затылок к стене дома, да протянув руку, все-таки, взял в нее книжку. Впрочем, уже в следующий момент опустил ее себе на колени, да в голос тягостно выдохнул, вспоминая оставленную дома компьютерную игру «Блакрум» в которую так и не доиграл, проронив уже вслух, даже и не надеясь, что его услышат: