Валерий Сибикин - Птичий полонез

Кто-то запустил по тоненькому льду камешек. Весело мчится-поскакивает по прозрачному стеклышку тот камешек. А вдогонку ему, шаловливому, поигрывает зыбью тонкий ледок и звонко колется. Но только нету воды. А значит, нету и льда в той стороне, откуда слышатся звон и хруст. Поворачиваюсь на звук. Там за речкой гора, среднеростовый ельник, да молодые берёзы. Ах, вот оно что! На самой вершинке ели уселась птица. И «колет» ледок.

«Раз садится на самую вершину, то близко не подпустит. Для того и села, чтоб всё видеть. Я уж две весны пытался подобраться к этой птице поближе, – узнаю я свою знакомую. – Сколько применял хитрости, к ней подкрадываясь. Напрасно».

По раннему апрелю она «ледок колет», точно помогая весне скорее от него избавиться. А позже станет тихое ржанье жеребёночка в лесу слышно. А всё это соловей-свистун выводит. Эта самая птичка, моя знакомая.

Мощно, расколисто огласился лес: «Спиридон-Спиридон-чай-пить-пить-чай!» Почувствовалось, как сразу заволновался лесной народ. Что-то где-то притихло и насторожилось, что-то, наоборот, вспугнутое, себя выдало. Огляделся хорошенько, да вот это кто! В бинокль – так рядом… Сидит на вершине берёзы, что в полусотне метров от меня шагнула на середину склона, большая птица и кричит-старается. Да на сколько голосов кричит-то. То с вызовом, то с самолюбованием, передразнивает, ложные тревоги подаёт кому-то. И после каждого оглушительного на весь лес выступления своего оглядывается с явным удовольствием. Словно красуется перед всем лесом: «Ну и как я умею»? Посидит, полюбуется собою и: «Сппиридон-спиридон-уберрр-ри-те, убер-рррри-те, – приказывает властно и тут же печально и протяжно засвистит: и-тю-тю-ууу». И заквохчет: «Кве-ве-веччч». А с противоположного склона не менее властно: «Спиридон-спиридон, кто-приходил-кто-прихо-ддил, уе-д-дим, у-ед-дим». И засвистел разбойно. И тут же снова: «Виж-жу, виж-жу…».

И те самые дерябы, рассевшись по деревьям, рассыпаются свистом, клохтаньем, похохатыванием, стонут, изнывают, взвизгивают. А две «спиридоны» вдруг зажаловались на что-то и тут же издеваются, причитают, как кликуши.

Как я ни старался, близко меня «спиридоны» не подпустили, хоть и до изнеможения за ними набегался. Но в бинокль удачно удавалось ловить. Гляжу. Как могу зарисовываю. Но больше всего стараюсь запечатлеть их в памяти. Основные приметы в записную книжку заношу, с надеждой тайной, что всё равно дознаюсь, с кем я имею дело сегодня.

Дознался. Это оказался… певчий дрозд. Самый звонкий и самый многоголосый из дроздов. Вот каков он, наш пересмешник!

Я давно уже «охотился» на дроздов и немало знал про них. Но дрозды для любозная это большая книга с бесконечными тайнами и находками. Семья дроздовая очень большая. У нас можно видеть ещё дрозда-рябинника, сибирского дрозда. И уж совсем неожиданным было мне когда-то узнать, что самые звонкие певцы наших садов, лесов и полей соловьи, варакушки, малиновки это, внимание! Дрозды!

Малиновка. Песня у неё звонкая, продолжительная да переливчатая. В весеннем лесном концерте нету певца замысловатее неё.

Певчего дрозда у нас зовут соловьём-пересмешником. Только вот в наших кузбасских краях он гость нечастый. Так же как и соловей-свистун. И как же хорошо, что оба этих дрозда всё-таки наведываются к нам.

Только теперь я понял, каким счастьем одарила меня судьба, подарив в этот раннеапрельский день встречу с дроздами.

Все дроздовые – певцы отличные и, как магнитофоны, с первого подслуха запоминают чужие песенные находки. Но непревзойдённый пересмешник среди них варакушка. Птица для наших мест обычная.

С началом таяния снегов прилетает к нам дрозд-белобровик. И если он исполняет только скрипучую трель, значит, это пролётный. Настоящую песню он поёт только в местах гнездования. Как и все дрозды вообще. Африка, например, где зимует наш соловей, знает его только как серенькую хмурую птичку, постоянно хоронящуюся в кустарниковых крепях. Не поёт на чужбине наш милый соловей. Не поёт! И только к нам, на свою милую родину, он песенную радость приносит.

Наиболее голосисты дрозды на зорях. Зная это, я ранними веснами ухожу в леса затемно.

Чинно рассаживаются дрозды по деревьям, и в соревнования включаются все. В каждом лесу своя песня, свой установленный лад. Дрозды-белобровики и певчие дрозды быстро усваивают манеры лучшего исполнителя. Любители дроздового пения умеют по голосу птицы опознать даже конкретного дрозда. Вот этому я всегда и стараюсь учиться, отправляясь лес. Ах, как тут нужен бинокль! Нужен блокнот с карандашом для зарисовок.

И у нас в Горной Шории известны курские соловьи. Да что там Кузбасс, Россия… Россия, на весь мир они нас прославили!

«А почему именно курские, а не сибирские?» – задумался я и долго выяснял это. Оказывается, просто повезло курянам. Обычно соловей выдаёт с десяток колен. А в каком-то веке в Курске, оказывается, появился соловушка, который более сорока колен насобирал в свою пеню…

И скоро весь соловьиный народ перенял у несравненного собрата его коленца. Но… грянула взрывная мода на соловьиное пение. И повыловили всех соловьиных «шаляпиных», и попродали их по всему миру. И закатилась слава курских соловьёв.

Эх, встретиться бы мне теперь с тем городским охотником, который про дроздов и знает лишь то, что они налетают на обидчиков стаями и жидким помётом его…

И правильно относятся, думаю я, дрозды к таким «охотникам».

Как поют дрозды. Зимина Юлия, 18 лет

Лосиный родник. Лазарева Даша, 15 лет

– Вот и настоящая весна, – распахнул дверь в избу дедушка. Он пришёл с земельной комиссии. – Черёмуха по тайге занялась. Прямо пеной полышет. А землю под картошку нынче за Лосиным родником дали.

– Надо глянуть её, – отозвалась бабушка, отжимая над корытом бельё, – возьми вон Витю да и сбегайте по-молодецки то.

– И правда, коли так, – охотно согласился дедушка. – Денёк погожий, а посадочная страда уже вот она.

Возле Лосиного родника я уже бывал. С дядей Лёшей – Мишкиным отцом. Он брал меня с собой сено оттуда вывозить. А самого родника я пока не видел. Зато знаю, что идти до него долго. Может час или даже больше. Только всё равно не устанешь. Идём-то лугом. Кругом такая красота! Одуванчики из травы золотыми пуговками выглядывают. На лёгких крылышках семена мать-и-мачехи качаются – крохотные парашютики. Колыхнётся низовой ветерок, и разгораются купальницы. Так и пышут жаром. У нас их за это огоньками зовут.