Иштван Фекете - Лисенок Вук

Подумав немного, Вук сказал:

- Кажется, я его знаю; больше всего люблю от него ножки и грудку. Голову нет.

- И я тоже, - заметила Карак, - но из-за этого мы с тобой не поссоримся. Ноги у тебя отдохнули?

- Давно уже, - храбрился Вук. - А далеко этот Курри? - спросил он: ведь с заманчивыми мыслями о петухе нелегко было расстаться.

- Для тебя далеко. - Карак пошла дальше. - А теперь мы уже дома, прибавила она, и Вук без предупреждения понял, что разговору конец.

Он бесшумно крался по следу Карак. Выбравшись из густых зарослей ежевики, они вышли к вершине, и перед Вуком открылся незнакомый мир.

Отвесная скалистая стена белела в лунном свете, и рядом зияла пропасть. Сидя в тени, Карак и Вук прислушивались; лисий закон запрещает опрометчиво входить даже в собственный дом.

Царило полное безмолвие.

- Здесь тебе не пройти, - повернувшись к лисенку сказала Карак, ведь даже мне приходится быть осторожной. Я тебя понесу.

Вук покорно подставил спину, и Карак бережно взяла его в свои острые зубы.

Старая лиса осторожно шла по узкому карнизу. В жилах Вука застыла кровь, над такой страшной бездной они пробирались, но он все-таки расслабился, зная, что от него сейчас требуется одно: не шевелиться. Потом тропку пересекла метровая трещина. Карак чуть ли не перелетела через нее, и Вук зажмурился, стукнувшись головой о скалу. Когда он открыл глаза, Карак завернула в небольшую расселину, не видимую ни снизу, ни сверху, и опустила его на землю.

- Мы дома. Иди за мной.

Узкая расселина постепенно расширялась, и они добрались по ней до большого логова с идущими направо и налево ходами, где поместилось бы и два десятка лисиц. Тускло мерцал лунный свет, и Вук с изумлением огляделся.

- Тут замечательно, - удивленно сказал он, - а я зашиб себе голову. Здесь очень хорошо пахнет. Точно тут есть что-то такое...

- Тут всегда что-нибудь есть, - похвасталась Карак и, достав половину зайца, поделилась с лисенком, который наелся до отвала.

- Мне нравится здесь, - погодя прокряхтел он, - здесь прекрасно. Я как будто и не ушиб голову. А теперь мне хочется спать.

- Ну и спи, - улыбнулась Карак. - Сюда никто не может добраться. Ни Гладкокожий человек, который стремится все у нас отобрать и съесть, ни собака Вахур, эта продажная тварь. Не выходи отсюда, пока я не вернусь.

В одном углу логова была целая куча сухих листьев, занесенных туда ветром. Растянувшись на них, Вук сквозь сон видел, как Карак прошмыгнула в щель между скалами.

Ночь миновала. Вместо дрожащего мерцания луны в расселину проникла сперва серая мгла, потом живые пробуждающие лучи солнца. Но Вука даже они не разбудили.

Тут что-то заслонило свет, и Карак вползла в логово, держа в пасти Курри, который и на этот раз потерял голос где-то по дороге.

Старая лисица подняла не больше шума, чем легкий ветерок; Вук и не проснулся бы, но запах петуха разнесся в воздухе, и малыш повел во сне носом.

Карак ласково посмотрела на чуткого лисенка, который, открыв глаза, сказал:

- Здесь очень хорошо пахнет, и Вук хочет есть.

- Ешь, ешь, сынок, - поощряла его Карак, - для этого я и принесла Курри, который своим пением меряет длину ночи.

- Я люблю Курри, - пробормотал Вук, набивая живот подсунутыми ему кусками.

Наступило молчание. Изредка похрустывали косточки, и над скалами с клекотом кружили два сарыча. Вук прислушивался.

- Они нас не тронут? - насытившись и облизывая рот, спросил он.

- Нет. Кричат птицы Кие, они подстерегают Цин, мышиный народ, нам до них дела нет.

Воздух стал согреваться. Курри был почти уничтожен, и Карак затащила остатки от него в дальний угол, потому что Вук уже только смотрел на них, а есть больше не мог.

- Давай спать, - зевая сказала она. - Ты тоже поспи, ведь скоро уже ты вырастешь, а взрослые лисы больше спят днем. Когда проснешься, ни в коем случае не шуми, а если поднимешь меня, я тебя укушу.

И она закрыла глаза.

Потом, пока солнце медленно проплывало над двумя лисами, они крепко спали, лишь плавно вздымались их бока.

Первым проснулся Вук - у него подвело животик, - но он не решался пошевельнуться: ведь Карак запретила ему. Он смотрел на вход в логово, где иногда скользили тени, и ему хотелось узнать, что зто за тени. Каменный уступ у входа освещало теперь солнце, и лисенок жадными глазами глядел на гревшуюся там большую ящерицу Чус с зеленой спинкой. Каг, его отец, иногда приносил ему таких ящериц. Они были помельче, но мясо у них вкусное... а сейчас нельзя даже пошевельнуться.

Карак крепко спала, лишь перебирала изредка во сне ногами, словно бежала.

Вук подумал немного, а Чус тем временем спряталась в щель. Солнце уже ушло с каменного уступа, и лисенок снова заснул.

Проснулся он оттого, что Карак зашевелилась. В глазах старой лисицы не было и следа сна, и Вук вскочил, словно сроду не спал.

- Здесь была Чус, - сообщил он. - Спинка у нее зеленая. Но я побоялся шуметь. Мясо-то у нее вкусное.

- Брось, сынок, - улыбнулась Карак, - авось проживем и без Чус. Да ты все равно не сумел бы ее поймать. Чус проворная, и там за ней трещина. Я уже пробовала, - махнула она лапой. - Не стоит с ней возиться. Иди, сынок! - Она вытащила остатки петуха. - Поедим то, что осталось от Курри, небось вечером что-нибудь перепадет нам.

Петушиного мяса было на один зуб, но червячка они заморили.

Потом издалека донесся шум. Крики человека, звон бубенчиков и свист кнута.

- Слышишь? Это Гладкокожий, человек! - проворчала Карак. - Не может он не шуметь! Орет на весь лес и считает, что все ему принадлежит. Всех подряд убивает, и мы лишь его боимся. Некоторые люди ходят с молниебойной палкой и способны убить тебя даже на расстоянии. Берегись их!

- Сюда не придет человек? - содрогнулся от страха Вук.

- Куда ему, - торжествующе засмеялась Барак, - ведь он ходит на двух неуклюжих ногах, как аист Келе, тот, что ищет на лугу Унку и живет в деревне вместе с людьми.

- Не обижают его люди?

- На что им аист? У него только ноги да шея, а мясо, говорят, вонючее.

- А нас зачем люди обижают? - встревожился лисенок. - Они едят нас?

- Черта с два! Им просто жалко уступить нам то, что мы едим, ведь они считают, все принадлежит им: и Курри, и Калан, и Таш, и все прочее. Люди любят то же, что мы, и убивают нас, чтоб им больше досталось. И наша шуба нужна им, потому что они гладкокожие, как Унка, и будут мерзнуть, когда затвердеет хребет вод. Но на то темнота, чтобы скрывать нас. На то у нас четыре ноги, чтобы люди нас не догнали, и нос, чтобы мы издали чуяли их приближение, ведь хороший лисий нос издали чует их, таких дурно пахнущих. Люди завистливые, поэтому ненавидят свободный лисий народ. Сильные, как корова Му, у которой они даже молоко крадут, и мы не можем справиться с ними, избегаем этих врагов и отнимаем у них все, что возможно. У людей нет ни носа, ни ног, ни глаз, ни ушей, только огромный рот. И это наше счастье, иначе давно погиб бы свободный лисий народ. И все же остерегайся людей! Их и Вахура, который предал свободный народ и одолжил человеку свой нос. А теперь давай оглядимся немного, ведь ты будешь жить со мной. Мать мне отдала тебя.