Юрий Яковлев - Неприкосновенный запас (Рассказы и повести)

Они шли мимо тира, который в ранний час еще был закрыт. И на тяжелых воротах висел замок. Может быть, за этим замком хранится еще один след Зимородка?

Василь последнее время стал прихрамывать и прицепил к куртке синий значок с изображением парашюта. Сам с собой он играл в Зимородка.

Он поднял замок и опустил. Замок с грохотом ударился о ворота. Ребята зашагали дальше.

- Говорят, в Заречье живет такой доктор Стройло. Слыхали? неожиданно сказал Василь. - В войну он был начальником подпольного госпиталя. Этот доктор много знает... Может быть, и про Зимородка?

- Так за чем же дело? - спросила Зоя Загородько.

- Говорят, он не любит рассказывать.

- Почему не любит?

- Натерпелся.

- От кого натерпелся? - Марат распрямился и посмотрел на Василя. - От фашистов?

- Нет, фашисты до него не добрались. Он натерпелся от средних.

- От каких средних? - Зоя Загородько заглянула в лицо Василю.

- Есть такие средние люди. Они не фашисты и не антифашисты. Вываренные люди...

- Кто их... выварил?

У Василя губа поднялась домиком и покраснели уши.

- Почем я знаю! Сами выварились.

- Знаешь его адрес? - спросил Марат.

- Нет.

- Можешь узнать?

- Я все могу, - прихвастнул Василь и захромал сильнее.

- Тогда завтра махнем к этому доктору.

Но назавтра три друга оказались не в Заречье у загадочного доктора Стройло, а на аэродроме. Случай представился. Папа Зои Загородько летел в Одессу.

Три воздушных зайца стояли на летном поле и ждали, когда полноправные пассажиры закончат посадку.

- А вдруг не хватит места? А вдруг не хватит места? - поминутно спрашивал Василь и дергал Зою Загородько за рукав.

- Отвяжись, глухая кукушка!

- За глухую кукушку можешь схлопотать! - огрызнулся Василь, но тут в дверях самолета показался высокий смуглый человек в синем форменном костюме. Он махнул рукой, и ребята побежали к трапу.

Потом они летели, усевшись втроем на два места. И совсем близко под ними расстилалась белая изнанка облаков.

Зоя Загородько смотрела на Марата, и ей казалось, что он вот-вот отвяжется и совершит отчаянный прыжок с парашютом в районе станции Река. Глаза девочки светились скрытым восторгом. А Марат сидел с закрытыми глазами, и ему казалось, что он летит на стареньком "кукурузнике" и толкает в плечо седого пилота с лицом индейца, покрытым густым, замешенным на ветру загаром:

"Пора прыгать?"

А Содой кричит через плечо:

"Отвяжись!"

И вокруг трещат разрывы, и самолет бросает из стороны в сторону.

Зоя Загородько берет его за пуговицу и тянет. Он открывает глаза, смотрит на девочку.

- Ты что?

- Хочешь, я пришью тебе пуговицу?

- Так она не оторвалась, - говорит он, не понимая, чего она от него хочет.

- Но может быть, она оторвется, - говорит Зоя Загородько и опускает глаза.

А Василь трогает свой значок с изображением парашюта.

Самолет ложится на левое крыло и идет на посадку.

- Через три часа летим обратно. Как хотите, так и действуйте. Три часа на размышление, товарищи следопыты!.. Зоя, купишь матери дыню. Все!

Три часа дал на размышление ребятам папа Зои Загородько. За три часа они должны были разыскать партизанского командира Петра Ильича Лучина и узнать то, что не давало им покоя. Оборвется след или потянется дальше?

Вперед, красные следопыты - неутомимый народ, возвращающий имена безымянным героям, борющийся с забвением, как борются со злом! Не верьте ушам - уши могут недослышать; не верьте глазам - глаза могут недосмотреть. Верьте только сердцу.

11

Есть на земле гордые города, которые умеют весело жить и смело воевать, но не сдаваться. Эти города - узловые станции: сюда стекаются пути со всех концов света и завязываются узлом дружбы. Здесь говорят: "Умирать - так с музыкой!" С музыкой орудий и автоматов и с хриплым "ура!", от которого врагов прошибает холодный пот. Эти гордые города, как старые солдаты, в шрамах. И на их груди мерцают звезды героев. И они бессмертны, потому что на смену отцам приходят дети, и дети похожи на отцов, только моложе, задиристей, и у них легче походка.

Одесса - такой город. Говорят, в Одессе камни солоноватые от ветра, который доносит капли морской воды. А в камнях, из которых сложены дома, впаяны перламутровые ракушки. И под улицами, площадями, домами есть еще одна Одесса - подземная. Называется она - катакомбы. Фашисты шли на одну Одессу, а их встретили две: наземная и подземная. И было еще две Одессы, обрушившие на врага огонь, - морская и воздушная.

Но это было давно, а теперь раны затянулись. Светит раскаленное солнце. Прибой перекатывает камешки. Корабли здороваются и прощаются с городом.

Но может быть, камни города соленые не только от морской воды, но и от крови?

- Здравствуйте, нам нужен Петр Ильич!

Марат и его друзья замерли на полутемной лестничной площадке, а в открытых дверях перед ними стояла черноволосая женщина с темными, ввалившимися глазами. Она молча смотрела на ребят, потом сказала:

- Вы опоздали.

- Мы подождем, - сказал Марат, - у нас еще есть время.

- Понимаете, мы прилетели издалека, - пояснила Зоя.

- Он умер! - сказала женщина. - Вчера его похоронили.

- Как же быть? - вырвалось у Марата.

- Пошли, ребята, - тихо сказал Василь. - Простите за беспокойство.

Надо было уходить, но какая-то сила удерживала ребят у порога дома бывшего партизанского командира, который умер накануне их приезда. Словно стены дома хранили тайну судьбы Зимородка. Хозяйка тоже не торопилась закрыть дверь. Наконец она нарушила неловкое молчание.

- Чего вы хотели от Петра Ильича?

- Мы разыскиваем одного бойца. Мы были на его могиле...

- Как его фамилия?

- В отряде его звали Зимородком...

- Зимородок? - Хозяйка дома произнесла это имя на свой лад, делая ударение на первом слоге. И на лице ее отразился слабый отблеск улыбки. Зимородок! Забавный был паренек. Он ходил в мою школу.

- Какой номер школы? - не удержался Василь.

- У школы не было номера... Это была партизанская школа. Днем я учила ребятишек. Вместо считальных палочек были стреляные гильзы... А вечером учились бойцы.

В большой землянке были низкие, давящие потолки, а две коптилки, сделанные из медных артиллерийских гильз, стояли на столе и высвечивали небольшое пространство и классную доску, настоящую классную доску. Парты тоже были настоящие: видимо, их вывезли из уцелевшей школы. Но они казались очень маленькими и тесными, потому что за ними сидели здоровые дяди. Некоторые бородатые. При свете коптилок эти бороды выглядели как-то зловеще. Еще коптилки освещали лицо учительницы, молодое, удивительно красивое. Гладкие черные волосы были заплетены в косу. Учительница выглядела очень молодой, а ученики очень старыми, хотя были они одногодками.