Юрий Яковлев - Неприкосновенный запас (Рассказы и повести)

Инге сразу расхотелось картошки. Она повернулась и побежала в глубь заснеженного парка. Стволы деревьев замелькали черным забором. Сердце застучало громко-громко. Инга остановилась. Прислушалась. И ей показалось, что она слышит, как поет рожь. Этот звук доносился то ли издалека, то ли из-под снега, то ли рождался в ней самой. И девочка вдруг почувствовала, что вместе с белым маминым халатом она отдала Вере нечто большее, принадлежащее только маме...

Страшные двадцать метров из режиссерского сценария грозили погасить Ингин свет. Мрачный человек из того дня смотрел на Ингу стеклянным глазом. Неужели этот день повторится снова?

Все возмутилось в Инге. Сомнения исчезли. Наступила полная ясность. Не отдать Веру! Спасти ее!

Она шла по пустынному парку мимо впавших в зимнюю спячку веселых аттракционов. На только что постеленном снегу отпечатались ее маленькие следы. Рядом тянулась цепочка крестиков: прошла ворона.

Пустые качели слегка раскачивались ветром, похожие на лодочку без парусов. "Чертово колесо" казалось отлетевшим от огромной колесницы. Сама колесница умчалась неведомо куда на одном колесе.

Инга дошла до карусели. Казалось, она попала в зачарованное царство, которое кто-то недобрый заставил замереть. Вот только что они весело мчались по кругу и вдруг замерли: лошади, припав на задние ноги, львы в прыжке. Правда, здесь были люди - целая бригада маляров. Они красили лошадок, волков, львов. Это были не простые маляры, а, видимо, молодые художники. Длинноволосые, с бородками.

Инга остановилась у зебры. Зебра была белой. Девушка-художник тонкой кисточкой наносила черные полосы.

- Можно я попробую? - спросила Инга.

- Как ты сюда попала, подруга? - спросила девушка-художница. Она была тоненькой, в фартуке с разноцветными пятнами и в очках.

- Там дырка, - сказала Инга и махнула рукой в сторону ограды.

- На, покрась, - сказала девушка-художница и протянула ей кисточку. Ты с уроков смылась? - спросила она.

- Нет, - сказала Инга. - Я не стала сниматься. Сбежала.

- Откуда сбежала?

- Со студии.

- Ты не врешь, подруга? - спросила художница.

Инга сняла шапку, приподняла паричок, снова надела его. И стала красить.

- Трудно сниматься?

- Не-ет.

- Почему же ты не стала?

Инга перестала красить. Посмотрела на девушку.

- Красить интересней, - сказала Инга, разглядывая неровную черную полосу, нанесенную кисточкой на бок зебры. - И никто не умирает.

Художница удивленно посмотрела на Ингу.

- Я пойду. Спасибо, - сказала девочка и протянула кисточку.

Художница взяла кисточку и долго смотрела вслед Инге.

- Ну, подруга! - прошептала она.

15

На какое-то время Инга забылась, успокоилась. Счастливый дар детей: забывать на время о своем горе.

Под вечер Инга пришла домой. Она уже не чувствовала себя такой разбитой и несчастной. Словно за этот день успела далеко уйти от студии, от всех бед, которые ее там подкарауливали.

Она как бы очутилась на другом, безопасном берегу. И с этого берега смотрела на свой вчерашний день спокойно и почти с любопытством.

Когда папа пришел с работы, Инга лежала на диване, а рядом на столе валялся ее паричок, похожий на шкурку какого-то забавного рыжего зверька.

- Ты больна? - спросил папа и рукой коснулся лба дочери.

- Я здорова, - был ответ.

- Температуры нет? - спросил папа и увидел на столе паричок. - Что это? Парик?

- Можешь его выбросить, - сухо отозвалась дочь.

- Зачем же выбрасывать? Тебе он больше не нужен?

- Не нужен.

- Верни на студию. Вещь же не твоя.

Инга отвернулась к стене.

- Все равно выброси. Я больше сниматься не буду.

- Почему? - встревожился папа. - Ты устала?

Инга повернулась к папе. Потом вскочила на пол и прижалась к папиному пиджаку, пахнущему лекарствами.

Она искала у папы защиты.

- Устала. Я так устала, папа. Я поеду к бабушке.

- Хорошо, Инга... Ты поедешь. Я напишу бабушке. Видимо, это кино тебе не по силам.

И тут Инга заплакала. Она плакала, а папа утешал ее, гладил:

- Ну, ну, успокойся... Больше не пойдешь туда... И все будет в порядке. Слышишь?

Инга постепенно утихла. Успокоилась. Папа ушел на кухню.

Потом вернулся и сказал:

- Никогда не пойдешь! - Он очень твердо произнес эти слова.

И вот тогда раздался звонок.

Папа открыл дверь, и в прихожую вошел Павел Карелин. Его шапка была белая, а бородка покрылась инеем, и он был похож на этакого худого, моложавого Деда Мороза.

- Здравствуйте!

- Здравствуйте!

Дед Мороз снял шапку, и с нее посыпался снег.

- Я хотел бы видеть Ингу.

- Ингу, - отец осекся, однако после короткого раздумья сказал: Хорошо. Раздевайтесь. Проходите. Я позову Ингу. Нам надо выяснить отношения. - Голос его звучал сухо.

- Непременно надо, - согласился Карелин, и его голос был тоже жестким.

Гость и хозяин холодно посмотрели друг на друга и направились в комнату.

Тут режиссер заметил, что в глубине коридора мелькнула и исчезла фигурка девочки.

- Инга! - позвал отец. - Инга!

Никто не отозвался.

- Странно. Только что была дома.

А Инга в это время сидела в темной ванной и чувствовала, как пылают ее лицо и уши. Она ждала, что будет дальше.

Отец провел режиссера в комнату. Предложил ему сесть. Сам не сел, а растерянно стоял перед неожиданным гостем.

- Скажите, что случилось? - наконец спросил он. - Почему Инга плачет? Может быть, ее обидели?

- Нет. Ее никто не обидел. Ее любят.

- Странная любовь, - вздохнул отец. - Любят, а девочка рыдает.

- Все наладится, - ответил Карелин. - Все очень скоро наладится.

- Да уж наладится! - пробурчал отец. - Я пойду поищу ее. И поставлю чайник.

Он вышел из комнаты.

И тут перед гостем возникла Инга.

- Пришли жаловаться?

- В отличие от тебя я надежный товарищ, - сказал режиссер.

- Не хочу, чтобы она умирала! - крикнула Инга и осеклась: вспомнила, что отец дома.

- Она будет жить, - заговорщически наклонился к Инге Карелин. - Я тебе обещаю. Только не думай, что это так просто. Придется крепко бороться.

- За ее жизнь? - Инга широко раскрыла глаза.

- За ее жизнь! - подтвердил Карелин. И уже сам себе под нос пробурчал: - Все думают, что кино - это только удовольствие. Рвутся в институт кинематографии. За трешку идут сниматься в массовку. Никто не задумывается над тем, что кино - это трудная жизнь.

Инга не понимала его слов. Но сейчас он больше говорил для себя, чем для девочки.

И тут вошел отец с чайником.

- Нашлась? Где ты была? - удивился он.

- Я мыла голову.

- Почему у тебя волосы... сухие?

- Высохли, - сказала Инга и пожала плечами. - Я пошла.

Отец проводил ее взглядом и подошел к Карелину.

- Я должен перед вами извиниться, - сказал он и подвинул к режиссеру рыжий паричок, - но Инга больше не будет сниматься... Так вот... Не может она... Я думал, что кино отвлечет ее, поможет зарубцеваться ране...