Льюис Кэрролл - Приключения Алисы в Стране Чудес

«Итак, голова свободна!» — воскликнула Алиса с радостью, которая в следующий момент превратилась в тревогу, поскольку теперь она не могла обнаружить собственные плечи: все, что она могла разглядеть, посмотрев вниз — это колоссальной длины шея, поднимавшаяся, словно гигантский стебель, над морем зеленой листвы.

«Чем может быть вся эта зелень? — спросила Алиса. — И куда подевались мои плечи? И, ой, мои бедные ручки, почему я вас не вижу?» Говоря это, она пошевелила ими, но это не дало результата — разве что легкий трепет прошел по листве далеко внизу.

Поскольку у нее, похоже, не было возможности поднести руки к голове, она попробовала опустить голову к рукам, и с радостью убедилась, что ее шея легко изгибается в любом направлении, словно змея. Ей как раз удалось изогнуть ее грациозным зигзагом, и она собиралась нырнуть в листву, оказавшуюся ничем иным, как кронами деревьев, под которыми она бродила перед этим — как вдруг резкий свист заставил ее поспешно отпрянуть; большая голубка бросилась ей прямо в лицо и принялась чувствительно бить крыльями.

— Змея! — кричала Голубка.

— Я не змея! — негодующе воскликнула Алиса. — Оставьте меня в покое!

— А я говорю — змея! — повторила Голубка, однако, уже более сдержанным тоном, а затем добавила, чуть не плача: — Я все перепробовала, но им ничего не подходит!

— Не имею ни малейшего понятия, о чем вы говорите, — сказала Алиса.

— Я пробовала корни деревьев, я пробовала берега, я пробовала живые изгороди, — продолжала Голубка, не слушая Алису, — но эти змеи! Ничто им не по нраву! [17] Заметим, что у Голубки весьма своеобразное представление о том, что змеям подходит и по нраву — представление это прямо противоположно точке зрения самих змей; ведь Голубка пытается найти место, куда змеи не могли бы добраться. Неудивительно, что «Алиса все больше и больше недоумевала».

Алиса все больше и больше недоумевала, однако она решила, что нет смысла что-либо говорить, пока Голубка не закончит.

— Как будто и без того мало хлопот с высиживанием яиц, — говорила Голубка, — так я еще должна ночью и днем высматривать змей! Да я глаз не сомкнула в последние три недели!

— Мне очень жаль, что вам так досаждают, — сказала Алиса, которая начала понимать.

— И вот, едва лишь я перебралась на самое высокое дерево в лесу, — продолжала Голубка, и голос ее поднялся до крика, — и едва я решила, что наконец-то от них избавилась, как они, извиваясь, спускаются прямо с неба! У, змеюка!

— Но я не змея, говорю же вам! — сказала Алиса. — Я…

— Ну и? Что же ты такое? — осведомилась Голубка. — Вижу, ты пытаешься что-то придумать!

— Я… Я девочка, — произнесла Алиса не слишком уверенно, ибо помнила, через сколько превращений прошла в этот день.

— Ну разумеется! — воскликнула Голубка тоном глубочайшего презрения.

— Я повидала достаточно девочек на своем веку, но ни одной с такой шеей, как эта! Нет, нет! Ты змея; и отрицать это бесполезно. Ты, пожалуй, теперь еще заявишь, что никогда не пробовала яиц!

— Я пробовала яйца, разумеется, — сказала Алиса, которая была очень правдивым ребенком, — но девочки, знаете ли, едят яйца, как и змеи.

— Я этому не верю, — сказала Голубка, — но если они это делают, значит, они тоже — разновидность змей, вот и все, что я могу сказать!

Для Алисы эта идея была совершенно новой, так что она замолчала на минуту-другую, что дало Голубке возможность добавить:

— Ты ищешь яйца, это-то я знаю прекрасно, а значит, какая для меня разница, девочка ты или змея?

— Зато для меня это большая разница, — поспешно сказала Алиса, — и вообще, я не ищу никаких яиц, а если бы даже и искала, то ваши мне не нужны: я не люблю сырые.

— Ну и убирайся, в таком случае! — сердито сказала Голубка, возвращаясь в свое гнездо. Алиса пригнулась, опускаясь между деревьями настолько, насколько могла — ибо ее шея все время путалась в ветвях, и ей то и дело приходилось останавливаться, чтобы распутаться. Затем она вспомнила, что все еще держит в руках куски гриба, и очень осторожно принялась за дело, откусывая то от одного, то от другого, и тем самым то увеличиваясь, то уменьшаясь, пока, наконец, не стала своего обычного роста.

Она уже так давно не была даже близко к нормальному размеру, что поначалу ей это показалось довольно странным, однако за несколько минут она привыкла, и, как обычно, заговорила сама с собой: «Ну вот, половина плана выполнена! Как загадочны все эти превращения! Никогда не знаешь, чем станешь в следующую минуту! Однако, я снова правильного размера; следующая задача — попасть в тот прелестный сад; но как это сделать, хотелось бы мне знать?» И, сказав это, она вдруг вышла на открытое пространство, где стоял домик высотой около четырех футов. «Кто бы там ни жил, — подумала Алиса, — никак не годится идти к ним, будучи такого размера; я ведь их до смерти перепугаю!» Так что она принялась откусывать от кусочка из правой руки, и не рискнула идти к домику, пока не уменьшилась до девяти дюймов.

Минуту-другую она простояла, глядя на дом и раздумывая, что делать дальше, как вдруг из леса выбежал ливрейный лакей (Алиса сочла его ливрейным лакеем, потому что на нем была ливрея; иначе, если бы она судила только по лицу, то назвала бы его рыбой) и громко забарабанил в дверь. Дверь открыл другой ливрейный лакей, с круглой физиономией и большими глазами, как у лягушки; оба лакея, как заметила Алиса, носили большие завитые пудреные парики. Ей стало очень любопытно, что все это значит, и она подкралась чуточку поближе, чтобы послушать.

Лакей-Рыба начал с того, что извлек из-под мышки огромное письмо, размером почти с него самого, и вручил его второму лакею, говоря торжественным тоном: «Для Герцогини. Приглашение от Королевы на игру в крокет.» Лакей-Лягушка повторил столь же торжественно, слегка поменяв порядок слов: «От Королевы. Приглашение для Герцогини на игру в крокет.»

После чего они низко поклонились друг другу, и букли их париков перепутались.

Алису разобрал такой смех, что ей пришлось отбежать назад в лес, чтобы они ее не услышали, а когда она снова выглянула из-за деревьев, Лакей-Рыба уже ушел, а второй сидел на земле возле двери, тупо уставясь в небо.

Алиса робко подошла к двери и постучала.

— Стучать нет никакого смысла, — сказал лакей, — и тому есть две причины: во-первых, потому что я с той же стороны двери, что и вы, а во-вторых, они внутри так шумят, что никто вас не услышит.

И действительно, из дома доносился необыкновенный шум — непрерывные плач и чихание, то и дело сопровождавшиеся жутким грохотом бьющейся посуды.

— Тогда объясните, пожалуйста, — сказала Алиса, — как мне войти?