Елена Шолохова - Ниже бездны, выше облаков

– Уйди, Расходников! – кричала Анита. – Ей же хуже будет. Слышь, ты, овца, я тебя всё равно поймаю и похороню.

Девки галдели и ещё больше её подзуживали. Парни, что втиснулись после меня, стебались и, конечно, всю эту сцену снимали на камеру. Анита же без группы поддержки впала в бешенство и никак не могла угомониться. Раза три, промахнувшись, саданула меня каблуком по ноге. И тут я, потеряв всякое терпение, влепил ей пощёчину. Не слишком сильно, но ощутимо. Она резко отпрянула, схватилась за щёку и сразу затихла. Все остальные тоже умолкли, будто такого поворота и предположить не могли, хотя, насколько я знаю, истеричек обычно так и приводят в чувство. Пользуясь всеобщим замешательством, я поскорее вывел Таню в коридор.

В вестибюле зевак набилось ещё больше – слушок про драку расползся влёт. Наши хомячки вылезли тоже потешить любопытство. На нас смотрели, шушукались, подхихикивали. Мне-то было вообще без разницы, но Таню это явно напрягало. Пока мы одевались, Анита, видать, оправившись от шока, тоже примчалась в вестибюль, но больше уже не кидалась, хотя обложила нас обоих матом с ног до головы. Меня ещё постольку-поскольку, а уж Таню как только не назвала.

Таню трясло, руки не слушались, молния на куртке никак не поддавалась. Я помог ей одеться, чтобы уйти как можно быстрее. Анита и это приметила:

– Ах, какие нежности! Ты ей ещё попку подотри, а то она поди навалила от страха.

Взрыв хохота. Таня, которая и без того выглядела затравленно, теперь и вовсе сжалась. Я натянул ей шапку, повязал шарф, подхватил за локоть и живо повёл к двери.

– Ненавижу тебя, козёл, – последнее, что мы услышали.

А улица встретила нас метелью, будто и не весна вовсе. Надо же, как за пару часов, даже меньше, успела перемениться погода. Ветер забрасывал колючий снег в лицо, за воротник, продувал насквозь. Мы припустили – хорошо хоть Таня живёт близко к школе. У подъезда коротко простились и разошлись. Я хотел ей сказать что-нибудь утешительное, но слова не шли.

Мне было жаль Таню. Да и неудобно как-то. Снова она из-за меня пострадала, по сути, ни за что ни про что, да ещё и на глазах у всех. Охота было позвонить ей, успокоить. Но не стал, сдержала мысль – вдруг она расценит мой порыв неправильно, нафантазирует себе того, чего нет, а мне бы не хотелось делать ей больно, разрушая иллюзии. Потому-то я и вообще пытался держать дистанцию. Хотя, говоря по правде, какая уж там дистанция, если мы с ней по полдня были вместе. Тут хочешь не хочешь, сблизишься. Я только старался не переходить черту и оставаться ей другом. Однако совру, если скажу, что меня ни разу не посещали крамольные мыслишки. Посещали, и неоднократно. Виной тому, как мне кажется, её волнение, что возникало при малейшем намёке, полунамёке на близость, даже не на близость, а лишь на двусмысленность ситуации. И волнение это странным образом будоражило и меня. И ещё запах… От ее кожи упоительно пахло молоком, как от ребёнка. Необъяснимо приятный запах. Покруче всяких феромонов. Однако я вовремя одёргивал себя – уж с кем с кем, а с ней стоило проявлять порядочность.

С Димой я совсем запуталась. Вернее, запуталась в своих предположениях, как же он всё-таки ко мне относится. Все эти дни он был такой разный со мной. Иногда – холодный и безразличный, и в такие моменты казалось, что он ходит со мной через силу. Иногда ему становилось весело, но я видела, что его хорошее настроение никак не связано со мной. Но иногда, совершенно неожиданно, он вдруг проявлял ко мне внимание, настоящее внимание, не дежурное, не дружеское, а как будто я ему интересна как девушка. Я это чувствовала. В такие минуты сердце заходилось, меня охватывала паника и в то же время безумно хотелось… чего… сама не знаю. Но то были самые сладкие мгновения. Их я переживала вновь и вновь в воспоминаниях, в воображении, чуть приукрашивая и дополняя собственными придумками. И воображаемая я была куда как смелее, чем я реальная. Эта неуверенность в себе здорово мешала, и как побороть её – неизвестно. А всё из-за неопределённости с Димой. Он мог со мной ходить лишь из чувства долга, мог со мной разговаривать, только чтобы совсем не заскучать. Но зачем он порой смотрит на меня так, что сердце замирает? Равнодушный так смотреть не станет. С другой стороны, Дима по-прежнему ограничивал наше общение только школой. Ни разу ни звонка, ни эсэмэски. А теперь я и вовсе в смятении. И от всех этих противоречий в голове хаос.

Всё началось со школьной дискотеки, куда он явно идти не хотел, но почему-то согласился. Даже нет, сам предложил! Если честно, то я до сих пор не могу разобраться, зря мы туда пошли или нет. Потому что мне пришлось пережить столько унижения…

Несмотря на то, что Дима сам меня позвал, на вечере ему было откровенно скучно. Я это видела, и, конечно, моё прежнее ликование быстренько испарилось. Мы не танцевали и из-за громкой музыки не могли даже разговаривать. Просто сидели молча на стульях, расставленных вдоль стен специально для таких вот как мы, нетанцующих. Потом он наклонился ко мне и сказал в самое ухо, что хочет выйти покурить. Я кивнула, хотя сама тут же поддалась панике – вдруг наши заметят, что я одна. Ко мне и так ещё до начала Зубков успел подкатить с недвусмысленными угрозами. И хотя никого из нашего класса поблизости не было видно, я сидела в напряжении, моля об одном: чтобы Дима вернулся как можно скорее. Но прошло десять минут, двадцать, а он всё не возвращался. Я начала нервничать. Мимо меня прошла Жанка Корчагина и совершенно точно меня заметила. Я совсем упала духом, думала, сейчас позовёт остальных, мол, удачный момент – предательница наконец одна. Где-то тут ходил Свисток, но как назло куда-то делся. Наши тоже не появлялись. Выходит, Жанка меня не сдала. Но только я облегчённо вздохнула, как кто-то грубо, с силой дёрнул меня за руку. От неожиданности я слетела со стула на пол. Не успела подняться, как меня подхватили за локоть и потащили на выход. Это была Анита Манцур. Я едва успевала семенить за ней. Она словно клешнёй вцепилась. Вела молча, ни звука не вымолвила, но её лицо яснее ясного говорило: ничего хорошего не жди. Следом за нами шли девчонки из её класса. Мы свернули в крыло, где находится спортзал. Тут мои сомнения окончательно развеялись – она тащила меня в раздевалку на разборки.

– Отпусти меня, – жалобно попросила я.

Но Анита никак не отреагировала.

Только когда втолкнула меня в раздевалку, куда набились и её одноклассницы, одна из которых, самая толстая, подпёрла дверь, Анита заговорила:

– Я тебя сейчас не отпущу, а опущу, овца.

Она схватила меня за шиворот и поволокла вглубь раздевалки. Остальные окружили нас плотным кольцом, точно так, как когда-то мы – Волкову.