Иван Багмут - Записки солдата

— Не растравляй мне душу, Кузьмин! — вдруг вырвалось у старшины. — Не могу я спокойно слушать о море! — Он со стоном выдохнул воздух и печально добавил: — Где теперь мой корабль? Увижу ли его?

Наступило молчание. Все задумались, и я видел по лицам, что перед каждым бойцом сейчас проплывает корабль его мечты.

Оленченко первый нарушил паузу:

— Ну, подцепили вы косяк, а дальше?

— Подцепили так, что едва вытащили. Трюмы были полны. Ссыпали всюду, куда не лень.

— Рыбу? — спросил Оленченко, хотя было ясно, что речь шла о рыбе.

— Рыбу. А тут начинается шторм. Капитан говорит: ребята, неужто выбрасывать улов в море?

— Рыбу? — взволнованно спрашивает Брылев.

— Рыбу. Тогда я говорю: пустите меня к штурвалу. У меня рука твердая. Доведу. А море уже ревет…

Когда Кузьмин закончил рассказ, поднялся шум. Каждый говорил о своем, и никто никого не слушал. Земляк несколько раз напрасно старался привлечь внимание бойцов тем, что его колхоз — миллионер, но, почувствовав свое бессилие, решил ограничиться одним слушателем и пододвинулся ко мне: его колхозу не хватало 70 тысяч, чтобы стать миллионером, и осенью 1941 года доход должен был перевалить за миллион! Немцы колхоз сожгли, но у них люди дружные. Артель все равно станет миллионером.

— Ты понимаешь, что наша армия — это вооруженный народ? — перебиваю я Земляка. — Вооруженный народ!

Он пропускает мое замечание мимо ушей и, воодушевляясь, доказывает, что, к примеру, птицеферма, казалось бы такая мелочь на первый взгляд, может дать колхозу такую прибыль, что о-го-го, а по стогам прошлогоднего хлеба в освобожденных районах он видит, что немцы засорили землю сорняками. С таким выражением лица, словно поверял мне великую тайну, он говорил, что после войны надо будет пахать глубже, иначе семена бурьяна взойдут раньше, чем семена культурных растений.

Тем временем из штаба вернулся старший лейтенант и приказал готовиться к походу. Через полчаса прозвучала команда: «Выходи строиться!» Бойцы, растревоженные воспоминаниями о прошлом и мыслями о будущем, быстро выполнили приказ, покинув дом и впрямь как «по команде». Старшего лейтенанта даже удивила такая дисциплинированность всех без исключения, и он с минуту вглядывался в наши лица, чуть мрачноватые, как бывает у людей, принявших важное решение.

Шагать пришлось всего восемь километров. Полк остановился в только что отбитом у немцев селе. Не успели мы стать на квартиру, как старший лейтенант послал меня в штаб связным, так как разведчик, выполнявший эту обязанность, заболел.

Я отрапортовал оперативному дежурному о своем назначении и уселся в первой комнате, ожидая поручений. Дверь в комнату, где расположился штаб, была открыта, и я видел озабоченные и возбужденные лица командира полка и других офицеров. Из обрывков разговоров я понял, что ожидается танковая контратака немцев.

Вошли два незнакомых мне капитана, и лицо комполка стало спокойнее. Это были командиры полков гаубичного артиллерийского и гвардейских минометов, прибывших к нам в помощь.

Дверь скоро закрыли, а через пять минут оттуда вышел ПНШ-2 и приказал мне немедленно вызвать в штаб командира пешей разведки. Я вышел на улицу. Погода менялась, сырой ветер гнал тяжелые тучи, и снег под ногами не скрипел. Для разведчика — чудесная пора.

Старшего лейтенанта я встретил по дороге и в штаб вернулся буквально через пять минут. Оперативный дежурный отметил мою исполнительность поощрительной улыбкой, и хотя моей заслуги в том не было, он потом все время относился ко мне с уважением.

Работа связного довольно скучна — жди, пока тебя куда-нибудь пошлют. Но она и интересна: ведь ты первый узнаешь все новости и пребываешь, так сказать, в центре событий.

Сегодня в поведении штабных офицеров чувствовалась озабоченность и нервозность. Это ощущалось и в тоне командира полка, и в приглушенных разговорах офицеров, и в выражении их лиц. Наш старший лейтенант вышел из штаба такой озабоченный, что я не решился ни о чем его спросить.

Часа через два он вернулся и уже не уходил до утра.

В комнате, где разместился штаб, было так накурено, что все чаще и чаще приходилось открывать дверь. Это давало мне возможность разобраться в обстановке.

Часов в десять я услышал обрывок заинтересовавшего меня разговора.

— Как фамилия бойца? — обратился с вопросом командир полка к нашему старшему лейтенанту.

— Красов.

— Вы проверяли его? Вы уверены, что он не растеряется?

— Я отвечаю за него, — спокойно ответил старший лейтенант.

Командир полка часто снимал телефонную трубку, спрашивал: «Ну что?» — и всякий раз после этого вопросительно поглядывал на старшего лейтенанта.

— Вы понимаете, что будет, если танки пройдут? Я ставлю под угрозу весь полк, — кто этот Красов? — говорил комполка, не скрывая волнения.

— Красов — коммунист. Он выполнит свой долг, — так же спокойно повторил старший лейтенант.

— Но ракеты нет! О чем я могу думать?

Дверь закрылась. Что такое? Очевидно, Красов получил очень важное задание. Меня это удивило. Красов — надежный разведчик, но есть лучше. Почему старший лейтенант решил послать именно его?

Время тянулось отчаянно медленно. Из-за двери до меня доходило лишь неясное бормотание, и я нервничал. Что с Красовым? Какая ракета? Я слишком хорошо знал командира взвода: если он не волнуется — бояться нечего. Теперь я с нетерпением ждал, когда откроется дверь, чтобы убедиться, что командир не потерял уверенности.

Наконец дверь открылась, и я понял, что настроение в комнате упало. Все были явно угнетены. По тому, как старший лейтенант все время наматывал волосы на палец, я понял, как сильно он волнуется. Командиры полков гаубичного и гвардейских минометов встали.

— Ежели что — дадите знать, — сказал артиллерист.

Наш капитан мрачно кивнул головой. В полной тишине оба артиллериста вышли из штаба. Когда они проходили мимо меня, я увидел, как один из них безнадежно махнул рукой, отвечая на вопросительный взгляд другого.

Командир полка так укоризненно взглянул на старшего лейтенанта, что даже я смутился.

— Вы безответственно отнеслись к своим обязанностям, — сказал он. — Кого вы послали? Бухгалтера?

— Красов прежде всего коммунист и боец! — Лицо лейтенанта залилось краской, но отвечал он совершенно спокойно.

— Вы, кажется, собираетесь читать мне политграмоту? — едко проговорил командир полка и тоже покраснел. — Надо проверять своих бойцов! Одно дело — идти в разведку с группой, и совсем иное — одному. Красов ходил один куда-нибудь? Нет! Какое право вы имели ставить полк под угрозу? Вы знаете, что, если сигнальщик растеряется, танковая колонна завтра атакует нас? А если не растеряется — танки сегодня же будут уничтожены нашей артиллерией на подходе к передовым позициям. Какая возможность совершенно без потерь уничтожить вражескую технику! А вы послали бухгалтера! Он ведь ни разу не ходил один в тыл врага? Нет! А что, если ваш разведчик сейчас дрожит где-то под кустом? Или отошел черт знает куда от шоссе…