Елена Стукова - Я парень из Питера

– Ребята, через две недели выступаем на смотре джаз-оркестров. Ответственно!

Каждый день после уроков – репетиция. Я играю соло в двух вещах, и Саша тоже в двух. А теперь мы начали разучивать еще одну новую. Кто будет играть соло? Это «Караван» Дюка Эллингтона. Я даже в школу не пошел, маме сказал, что горло болит. А сам взял трубу и играю. Час, два, три… У меня и диск есть Дюка Эллингтона, а там «Караван». Я диск поставил и свою игру с записью сравнил. Вроде у меня даже лучше получается. Пришел на репетицию, а Владимир Романович говорит:

– Ну ребята, играйте. Кто первый? Давай, Костя.

Я взял трубу и заиграл, и ясно себе представил, как караван с верблюдами не спеша движется по пустыне. Палит солнце, жарко, пить хочется…

– Хорошо, – похвалил Владимир Романович. – Ну теперь давай ты, Саша.

Саша настроил трубу и заиграл. И у него получилось хорошо и артистично.

«Наверное, тоже в школу не ходил, – подумал я, – готовился».

– Ну, что будем делать? – опять начал Владимир Романович. – Чье соло?

Ребята молчали. Мы с Сашей пожали плечами.

– Что ж, – заключил Владимир Романович, – будем тянуть жребий.

Он взял спички, у одной отломил кусочек и сказал:

– Кто вытянет длинную, будет играть соло. Первым тянет Костя, раз он поменьше.

Я долго смотрел на спички и наконец потянул… Короткая!

Вот так всегда: если не выучу какой-нибудь раздел по географии, меня обязательно спросят, а выучу – не спрашивают. Это про меня смешной французский фильм «Невезучие» с таким худеньким блондинистым Пьером Ришаром (я этот фильм часто по видику кручу, особенно когда грустно или плохое настроение).

Саша улыбнулся, похлопал меня по плечу:

– Ничего, Костяк, не везет в спичках, повезет в любви.

Все засмеялись. Но у меня настроение было ужасное. Потом, правда, когда стали репетировать, улучшилось, потому что это хорошая музыка – джаз. Джаз – музыка для души.

И вот в среду мы поехали на конкурс. В зале было битком. В первом ряду – жюри: такие деловые мужчины и даже одна женщина.

Первым выступал студенческий джаз. Лучше всего у них получилась вещь «На балу у лесорубов».

Когда нас объявили, мы поклонились, немного понастраивали инструменты и начали. Игра ладилась. Игорь сыграл уверенно свое соло на саксофоне, постукивая ногой в такт мелодии, потом была очередь Саши. Он поднес трубу к губам и хорошо сначала играл, а потом то ли губы у него устали, то ли еще что-то, но он дал «петуха», то есть труба у него заскрипела, как телега, у которой забыли смазать колеса.

И тут я, стоя рядом с Сашей, громко, на весь зал, рассмеялся. Мне было так хорошо, что товарищ сыграл плохо, ведь я мог сыграть лучше, потому я и не скрывал своего веселья. Смех мой, наверное, был слышен даже в конце зала.

Но кроме меня, почему-то никто не смеялся, а все ребята из нашего оркестра, и даже Владимир Романович, смотрели на меня грустно. Я поперхнулся своим смехом, и вдруг как-то сразу до меня дошло то, что никак не доходило раньше. Я понял, что мы – джаз-банда – одно целое, одна команда, и если у кого-то что-то не получается, то не радоваться надо, а наоборот. Но я это понял слишком поздно, когда мой смех уже одиноко прозвучал в зале.

Во втором полугодии у нас сменился преподаватель по математике. Вместо Андрона Николаевича, которого мы прозвали «Эскадрон» за внешнее сходство с Олегом Газмановым, в класс вошел седенький старичок небольшого роста. Женька сразу же назвал его «Божьим Одуванчиком». Но очень скоро мы увидели, что Божий Одуванчик вовсе не такой уж тихий, каким казался с виду: он никогда не пускал опоздавших и проверял домашние задания на каждом уроке.

На первом же занятии Сергей Алексеевич (так звали Божьего Одуванчика) сказал, что если кто будет активно работать на уроке и не получит ни одной плохой отметки, то будет освобожден от четвертной контрольной. Мы с Женькой сразу же решили, что это к нам не относится. Ведь для того, чтобы получать пятерки, надо дома все вечера заниматься и не смотреть «Крутого Уокера». Это не для нас, решили мы с Женькой.

Но на следующем же уроке математики Женька подмигнул мне хитро и вытащил такую толстенную книгу, каких я еще не видел.

«Наверное, это роман Стивена Кинга», – решил я. Женька только махнул рукой:

– В жизни не отгадаешь, это учебник по математике.

– Ну если ты решил начать новую жизнь и выучить этот учебник, то я тебе не компаньон, – отказался я.

Дело в том, что Женька каждую четверть начинал новую жизнь. Придет в первый день с чистыми тетрадками, сидит, пишет. Один раз его даже на целую неделю хватило, но потом он снова становился обыкновенным человеком, а то все обещал родителям: «Дорогие папа и мама, в эту четверть я получу одни пятерки, не буду пропуски занятия и стану гордостью школы». Смех с этим Женькой. Моя мама говорит, что это очень хорошо, что у Женьки хоть желание есть учиться. А я ей отвечаю на это: «Идеи святы, а исполнители – лихие супостаты». У нас учительница литературы всегда так говорит, когда кто-нибудь обещает лучше учиться, а дальше обещаний дело не двигается!

– Нет, – объяснил Женька, – я вовсе не собираюсь новую жизнь начинать. А книжка эта – решебник. Вот прикинь: даст нам Божий Одуванчик задачку, все сидят, пыхтят, решают, а мы спишем решение с книжки и получим пятерки.

– Здорово! – обрадовался я. Так мне вдруг захотелось отличиться. – Женька, ты настоящий друг!

Тут вошел Сергей Алексеевич, отметил больных и прогульщиков и продиктовал первую задачу! Все ребята решают, а мы ее в решебнике ищем. Ищем, ищем – нет этой задачки в решебнике.

– Ничего, – успокаивает Женька, – следущая задачка обязательно будет, он, наверное, из другого задачника диктует.

Но и следующей задачки тоже не было в решебнике. Зато третью задачку Женька списал, поднял руку и получил пятерку. Он даже покраснел от удовольствия: так ему было приятно пятерку получить. Четвертое уравнение должен был объяснять я, но Женька снова почему-то пошел к доске.

– Женька, это нечестно, – шепнул я ему, когда он сел на место, – не по-товарищески.

Женька ничего не ответил, но по его виду я понял, что ему было очень стыдно: ведь из-за своего тщеславия даже дружбу забыл. Следующую пятерку получил я. Мне даже как-то неудобно стало перед Божьим Одуванчиком: когда он меня спросил, какой ответ, я без запинки ответил: «х = 3,692».

Нет чтобы ответ приближенный дать, не как в книге. Но Божий Одуванчик и говорит:

– Молодец, точно, как в аптеке.

А Женька за партой хохочет, прямо-таки заливается. Мы с Женькой решили в дальнейшем писать не такие точные ответы, чтобы на след не навести. А то скажут, как в детективном романе: «Что-то очень подозрительно, ответы у вас больно точные». Нет, надо действовать осторожнее.