Маша Лукашкина - Хорошие и плохие (сборник)

– Эля просто дура.

И я поняла, что Эле в нашем классе не жить. Потому что Вовку у нас боятся. Он скажет, как припечатает. И на всё он смотрит не так, как другие. Всем кино нравится, а он говорит: «Полный отстой…» – и все замолкают. Всем кино не нравится, а он говорит: «Классная работа оператора!» – и многие начинают говорить за ним так же.

Мы уж и не знаем, хорошее кино или плохое, настолько Вовка нас запугал и запутал.

А я обыкновенно молчу. Но тут…

Я всё-всё Вовке с глазу на глаз выложила. И что он пошлые анекдоты девочкам рассказывает… И как он в буфете локтями всех расталкивает… И как он на математике у доски задачу решал, и в ответе у него вышло, что велосипедист ехал по дороге со скоростью сто километров в час. Над всяким бы смеялись, а над Вовкой – нет!

Я и сама не заметила, как пол в классе вымыла, так рассердилась.

Вовка посмотрел на меня и говорит:

– А у тебя лицо злое.

Мне так плохо сделалось. Я дома целый час в зеркало гляделась… Неужели правда?

Я маме рассказала, а она меня сурово так спрашивает:

– Что делать будешь?

Я говорю:

– Не знаю. Наверное, надо всем объяснить, какой он, Вовка. Чтобы знали.

Она говорит:

– И не думай. Если они умные, сами разберутся.

Назавтра после уроков сталкиваюсь в вестибюле с Вовкой. Нос к носу. Он у вешалок стоит, ехидно так улыбается. И сказать мне что-то хочет… Что у меня кеды не супер. Или что я дура.

Он только рот открыл, а я ему говорю:

– Сам дурак!

Взяла свою куртку и пошла. Меня Элька ждёт.

Я, вообще, быстро бегаю. Бег – это единственное, что я на физкультуре люблю.

Осенью, когда мы в парке бежали кросс, одна накачанная девочка из восьмого класса подошла ко мне и говорит:

– Ты мне для разминки нужна. Дуй изо всех сил по дорожке, а я за тобой. Чтобы у меня был стимул тебя обогнать.

И я впереди этой восьмиклассницы побежала. Я отстала от неё, конечно, но всё-таки не сразу. А когда и восьмой класс, а за ним и седьмой кросс отбегали, настала очередь бежать и нам.

Я оторвалась от девчонок ещё на старте, пробежала метров пятьдесят и тут только поняла, что кричал наш Виктор Палыч: «Назад! Не туда-а! Н» – не кому-то, а мне.

А всё потому, что я перепутала тропинки. Всё же трудно бежать первой! Соображать надо, на разноцветные флажки смотреть.

Возвращаюсь и вижу: девчонки по всему парку растянулись. Бегут гуськом. Только хотела пристроиться в хвост – раз! – и поскользнулась на охапке мокрых листьев. И шлёпнулась. А на мне красивый спортивный костюм радостного жёлтого цвета. Мне его мама покупала.

Я встала, листья с себя стряхнула, бок потёрла, дальше побежала. Наверное, по инерции. Нам об этой инерции на физике недавно рассказывали.

Бегу и бегу. Мне же всё равно к выходу надо. И потом, бежать в грязном спортивном костюме не так стыдно, как идти.

Бегу и бегу. Скоро финиш. А на финише кричат, подбадривают:

– И-ра! И-ра! Ура-а-а!

Добегаю – а ребята мне улыбаются. А кое-кто и по плечу меня похлопал…

И такое у меня стало ПРЕКРАСНОЕ НАСТРОЕНИЕ!!!

У коровы родился телёнок. У той самой, у которой мы брали молоко.

Мы жили на даче и каждый вечер ходили за этим молоком в деревню. А мне всего пять лет было. Я знала, что у коровы родился телёнок, увидела её в поле и захотела поздравить. Я подошла к корове, а корова меня боднула.

Я помню, как мама закричала, когда я домой пришла, и как мы с ней сразу в Москву поехали, чтобы мне губу зашили.

Мама рассказывает, что когда водитель автобуса увидел нас, он дал отправление раньше расписания.

А через десять дней, когда мне швы сняли, родители опять стали собираться на дачу. И я не могла уснуть, потому что всё время о корове думала. Как я её увижу.

Сначала ко мне пришёл папа и сказал, что корову накажут и она никого больше бодать не будет.

Потом рядом со мной села мама и сказала, что мы никогда больше не будем ходить мимо того дома, где плохая корова живёт.

А я лежала и представляла, как нам теперь только огородами ходить придётся. И как мама с папой кричат на корову. И как кто-то бьёт её кнутом.

И я сказала:

– Давайте простим корову.

И мама с папой успокоились. А я уснула.

В прошлом году мы видели археологов. Они стояли у самого входа в Московский Кремль и пили «Пепси», прямо из бутылки. А рядом с ними была большая и какая-то очень сложная яма. Женя спросила археологов, что они ищут, и они ответили:

– Кости динозавра.

И мы решили: уж если динозавры в Москве водились, почему бы нам тоже не поискать эти кости. Ведь динозавры, конечно, гуляли везде. И по Москве, и по её окрестностям. И мы решили вырыть на даче в саду большую яму. Как археологи.

Мы взяли лопаты и стали копать. Было очень трудно. Мы несколько раз забегали в дом и пили воду. Зачерпывали кружкой прямо из ведра.

Я бы, наверное, бросила копать, если бы не Женя. Женя упорная, уж если что решит, то… Она даже обедать не стала, схватила кусок хлеба – и к яме.

– Скоро, – говорит бабушке, – первобытный слой покажется.

А когда яма сделалась Жене по шею, мы отыскали на дне ямы ржавый колокольчик.

– Зачем первобытному человеку колокольчик? – спрашивает Женя.

Я говорю:

– Этот колокольчик первобытный человек динозавру на шею вешал…

А что, ходят же по полю коровы… И колокольчиками звенят.

Мы с Женей посмеялись немного, а потом в дом пошли, потому что устали очень. А яму еловыми ветками прикрыли.

Вечером к нам папа приехал.

– Откуда у нас в саду западня для мамонта? – спрашивает. – Надо в эту западню что-нибудь посадить. Пока в неё не упал кто-нибудь.

Бабушка обрадовалась и говорит:

– Мне как раз саженец яблони обещали. Хорошего сорта – «штрифель».

И теперь у нас на том самом месте яблоня растёт. Правда, яблок мы пока не видели, яблоня только на седьмой год их даёт – так бабушка сказала.

Поскорей бы прошли эти семь лет! Интересно, какого цвета будут яблоки. Всё же эта яблоня «на костях динозавра». Папа до сих пор так её называет.

Сначала дедушка моей подруги Наташки, когда его чёрная такса принесла щенков, хотел назвать единственную девочку из всего помёта Жаклин, потому что в молодости он был влюблён в жену американского президента, которую звали Жаклин, и на фотографии эта Жаклин смотрелась черноволосой красоткой. Но мама Наташки, когда увидела, какая Дуня рыжая, сказала, что никакая это не Жаклин, а Дуня.