Коллектив авторов - Литература (русская литература XX века). 11 класс. Часть 2

В 1908 году Пришвин знакомится с Д. С. Мережковским. С этим писателем, которого Пришвин сделает героем двух своих произведений («У стен града невидимого», «Заворошка»), его сближала общая для обоих тема невидимого града Китежа.

В Петербурге Пришвин познакомился и с А. А. Блоком, оценившим его первые произведения как «очень серьезные, очень задумчивые, очень своеобразные». В 1911 году начались многолетние отношения Пришвина с Горьким, впервые поставившим его имя в один ряд с именем замечательного мыслителя и ученого В. И. Вернадского. Их объединили, по мнению Горького, новые, неизвестные прежде людям любовь к земле и знание земли.

«Определяющие моменты» жизни Пришвина предшествуют рождению его как художника, биография которого – в истории его книг. «Я жил, как писал, и писал, как жил», – справедливо говорил он о себе. Судьба Пришвина – пример единства художника и человека в личности творца.

Доминантой художественного мира Пришвина является тема пути. «Жизнь наша едина, она есть путь», – писал Пришвин, считая, что «человек – это строитель пути». Подчеркивая единство своего пути, он так говорил о рождении своей первой книги «В краю непуганых птиц»: «…как я боролся с собой, со всеми упреками совести русского мальчика, рожденного в колыбели отрицания, и как все-таки победил себя и написал слова в утверждение жизни. Эти слова и определили последующую жизнь как утверждение». «Жизнь как утверждение» – одна из главных формул пути Пришвина.

Первые произведения Пришвина «В краю непуганых птиц» (1907), «За волшебным колобком» (1908), «У стен града невидимого (Светлое озеро)» (1909), «Заворошка» (1905–1913) родились из духовной потребности художника вернуться к самому себе, к истокам народной души, к той «глубине природы», из которой он вышел, В них воссоздан мир природы и народный русский мир, увиденный, однако, глазами блудного сына, интеллигента, возвращающегося «к себе первоначальному».

Ситуация «родной мир глазами блудного сына», в которой существовал ранний Пришвин, определила важнейшие особенности его художественного творчества.

В основе его произведений тема пути в неведомую страну (чудесную, идеальную), принимающую самые разные облики: края непуганых птиц; страны без имени, куда ведет волшебный колобок; града Китежа, Журавлиной родины, Берендеева царства, Корабельной чащи, в сущности, это сюжет пути «частичного» человека к миру в его полноте и целостности.

«Частичный» человек – один из основных героев Пришвина. Это человек, полноты бытия не видящий и не знающий, судящий о мире «по себе», человек, «зашитый схемами». Этому герою противостоит в творчестве писателя герой пути, нравственного поиска, человек, пытающийся раскрыть в собственной жизни возможности, заложенные в нем природой, судьбой и вечностью. Автобиографический по характеру герой-рассказчик ранних произведений Пришвина находится в ситуации внутреннего конфликта. Третий тип героя Пришвина, возникший в его ранних произведениях и перешедший оттуда во все последующие, – это коллективный герой – группа (множество) бегло очерченных персонажей, связанных с идеей народного мира, народной души и мира природы. Параллельное существование и сосуществование персонажей человеческого и природного миров – характернейшая черта художественного мира Пришвина.

В творчестве Пришвина этого периода сложилась целая система символических мотивов и образов, выражающих центральную художественную идею писателя – о единстве и родстве живого, о целостности мира: луг (земной, звездный, «цветов духовных», мир – луг), сад, цветок, солнце («золотой цветок»), круглый мир (мир – круг), «великий круговорот», мир – храм и т. д. В этом ряду ключевой в книге «В краю непуганых птиц» и, видимо, во всем творчестве писателя – символический образ водопада. Он возникает у Пришвина после встречи с «таинственной жизнью» водопадов на северной реке Выг и постижения им «чего-то общего» в их «ошеломляющем движении» и «бесконечно сложной» жизни Невского проспекта в Петербурге. Водопад – символ, в котором раскрывается представление писателя о судьбе «целого мира»: устремленность и движение мира от «гула и хаоса», увлекающего в бездну, к «божественной красоте», от кажущейся и очевидной бессмысленности к всеобъемлющему смыслу.

Произведения Пришвина 1900—1910-х годов необычны с точки зрения жанровой поэтики: это очерки-романы, в которых возникают два облика мира – географически и этнографически точный, воссоздающий «лицо края», и лирико-философский, мифо-поэтический, связанный с историей главного героя.

В первые десятилетия XX века – «перед мировой катастрофой» (так Пришвин назовет войну и революцию) он живет между отрицанием и утверждением, сознательно выбирая созидательный путь в культуре. «Моя натура, как я постиг это: не отрицать, а утверждать», – напишет Пришвин о себе в 1914 году.

В революционные и первые послереволюционные годы (1917–1922) Пришвин заново пережил переворот «от революции к себе», к «личному творчеству жизни», оказавшемуся для него антитезой самоубийству и погружению в чан (образ разрушительной безликой стихии) революции. Это был путь писателя, понявшего, что «и белые, и красные делают одно дело», и ищущего выход к внутренней духовной свободе, к личному творчеству художника в условиях несвободы внешней, в «России-тюрьме», в которой он, однако, чувствовал свет России Невидимой.

Особое значение приобрела для писателя в советский период тема града Китежа, которая соединялась у него с мыслью о Невидимой России – «святыне Града Невидимого Отечества», служением которому стала его жизнь. В творчестве революционных и первых послереволюционных лет Пришвин-художник встал на защиту личности, культуры и в конечном счете жизни как «основы всего». В рассказе «Голубое знамя» (1918) Пришвин противопоставил «новому, красному» знамени голубое Христово знамя, революционному насилию – сострадание невинным жертвам, идее и опыту революции – «святыню жизни живой».

В повести «Мирская чаша. 19-й год XX века» (1922), названной Л. Д. Троцким «сплошь контрреволюционной» и полностью опубликованной лишь в 1990 году, Пришвин воссоздает судьбу народа и интеллигенции в «тяжкое», «смутное» время революции, когда переполнена чаша человеческого страдания. Писатель сопрягает петровские и большевистские преобразования русской жизни и воспринимает революцию как «новый крест» России. История родины, как и трагическая судьба главного героя повести школьного учителя («шкраба» на «новом» русском языке) Алпатова, видится ему через символику смерти-воскресения. Определяющая тональность повести с ее молитвенно-пророческим слогом связана с евангельским молением о чаше. Произведение звучит как молитва о России в час ее страданий.