Коллектив авторов - Литература (русская литература XX века). 11 класс. Часть 2

Первые стихотворные опыты Мандельштама вызвали интерес критики читающей публики к молодому поэту. Именно с «Камнем» к Мандельштаму приходит известность.

«Камень», по Мандельштаму, – символ слова, слова созидающего, зиждительного, слова – строительного материала совершенного человека…

«Строить можно только во имя «трех измерений», так как они есть условие всякого зодчества… – писал Мандельштам. – Строить – значит бороться с пустотой, гипнотизировать пространство. Хорошая стрела готической колокольни – злая, потому что весь ее смысл – уколоть небо, попрекнуть его тем, что оно пусто… Мы не летаем, мы поднимаемся только на те башни, какие сами можем построить». («Утро акмеизма», 1910.)

В этой статье содержатся ключевые образы-выпады поэта против символизма, символического «неба», которое оказалось «пустым»… Камень, башня, стрелы, иглы – все укоряло пустое небо символистской поэтики.

Поэты-постсимволисты, назвавшие себя акмеистами, – из круга Гумилева, Мандельштама, Ахматовой – составляют «сообщничество сущих в заговоре против пустоты и небытия».

Книга «Камень» стала выражением творческого кредо поэта: «бороться с пустотой» . Она была призвана держать «крестовый свод давящего времени» и входить «неизбежной ставкой в общую игру сил». Центральная тема «Камня» – самосознание художника. Именно самосознание, напряженное и трагическое, делает «Камень» значительным…

Перечитайте стихотворение «На бледно-голубой эмали…»

Всего три строфы… Ранняя весна, апрельский вечер. Бледно-голубая эмаль неба. На фоне неба «незаметно вечереют» березы. Но только ли реальный «пейзаж с березами» дан в стихотворении?

Во второй строфе – «узор, отточенный и мелкий» уподоблен рисунку, искусно исполненному художником, расписывающим фарфоровую тарелку. Природа становится мастерской, предлагая готовую графику – «пейзаж для тарелки» как произведения прикладного искусства.

В третьей строфе – «художник милый» выводит свой рисунок совсем не на фарфоре, не на тарелке, а на «стеклянной тверди» небесного свода. Горизонт необозрим и несоизмерим с вещным миром – рисунок «на стеклянной тверди» выполнен самим Создателем. И «художник милый» – это Создатель, творящий бытие – «в сознании минутной силы, в забвении печальной смерти…». Таковы три уровня прочтения этого стихотворения.

По «Камню» можно проследить пути эволюции творчества Мандельштама, идущие от импрессионизма, акварельности и некоторой созерцательности к мотивам трагически-тревожным, к «сомнению в действительности себя – бытия своего и смерти…».

Многие стихотворения «Камня» проходят под «знаком смерти».

Трагизм «Камня» – особый: трагедия творчества и трагедия бытия были услышаны поэтическим слухом, впитаны сознанием художника задолго до пережитого в реальности опыта. «Биографии поэта лишь оставалось следовать за голосом певца. Голос (или внутренний слух) перегонял трагические события» (И. Бродский).

Юности свойственно переживать самоё открытие смерти и восставать против нее. В «Камне» этот мотив стал стержневым, но выражен он далеко не прямым образом. Трагизм «Камня» – в страхе пустоты, в бессознательном и постоянном ощущении прерывности всего живого.

Камень отрицал «иго праха», отрицал Ничто, Пустоту, но и сам готовился к неизбежной гибели. Камень оказывался хрупким материалом. «Звук долота, разбивающего камень», страх дробления, расщепления, гибели – Слова, Жизни, поэтического дыхания – один из ведущих мотивов книги.

Центр тяжести в творчестве – сам поэт. Не случайно «камень» обыгран Мандельштамом во множествах значений.

Строение из камня – «готический приют» поэта, возведенный для того, чтобы с помощью вековой европейской культуры теперь, в настоящем, выдержать напор столетий, остаться тем же, «здесь» и «сейчас». Слово «камень» представляло собой «чудовищно-уплотненную реальность явлений». Сам поэт, подобно «камню», страшился готики закрепощения, готики связывающей, сковывающей.

Поэт обдумывал, как приспособить «камень»-слово к новому строительству. Его «камень» возжаждал иного бытия, теперь он просился в новый архитектурный свод. Это была утопическая надежда – вырваться из одного готического приюта, чтобы вступить в новый роковой свод. «Недобрая тяжесть» камня, о которой пишет в первой книге лирики Мандельштам, предвещала не Свободу, а слепую Необходимость.

Мандельштам пророчески предвидел последствия такой утопии: в «Камне» предсказаны жертвенные овечьи гурты, покорность масс, идущих на заклание, целые стада обреченных (насмешливость пушкинской трагической строки: «Паситесь, мирные народы!» – преображена Мандельштамом в картину вселенской трагедии массового жертвоприношения).

В этом стихотворении, почти завершающем «Камень», сплавлены воедино «жребий», «царь», «Рим» с его семью холмами, царь Эдип и шекспировский Макбет («на них кустарник двинулся стеной»).

«Камень» венчают образы высокой трагедии: Софокл, Шекспир, Расин.

Дух эллинизма вступает в противоречие с Римом, с духом римской государственности и закрепощенности.

Мира здесь быть не может. Однако в этом конфликте поэт пытается найти уравновешивающее начало:

Поэт предполагал возможность иного, не трагического исхода – в попытке преодоления гибельной судьбы – утверждения жизни, «пусть преходящей, но сущей».

Поэт избирает иной, более мягкий, человечный и теплый строительный материал – дерево. Он задумывает новый стихотворный цикл – «Tristia».